В Харлахинг, новое поместье Гессов, они прилетели только 26 апреля и были встречены шутливым негодованием общества.
Дом напоминал александрийскую виллу старших Гессов, поскольку Рудольф все свои указания архитекторам свел к тому, что вручил им пачку фотографий дома, в котором родился, и попросил сделать «в том же роде».
И дом, и парк, и цветники очень понравились Маргарите, вызвали у нее ностальгические воспоминания. Гости чувствовали себя здесь просто замечательно: гуляли, купались, играли в теннис, загорали.
Мать отвела Маргариту в дальний уголок парка, где Эльза посадила любимые цветы Рудольфа — лиловые крокусы, точно такие, какие росли у них в александрийском саду. Несколько растений, по-особому укрытых, еще сохраняли свои цветки, и Маргарита улыбнулась им как трогательным друзьям из детства.
Мать и дочь улучили лишь минутку уединенья, и Грета, прижавшись щекой к щеке матери, шепнула: «Мы обвенчались, мама». Фрау Гесс перекрестилась. «Слава богу», — отвечал ее просветлевший взгляд.
— Ты поскорее скажи отцу и братьям, — попросила мать.
— Хорошо, — кивнула Маргарита. — Альфред обрадуется, а Рудольфу все равно.
— Не говори так. Мы воспитывали вас в искренней и глубокой вере. Это так легко не выветривается.
Маргарита не стала возражать, что «это» выветрилось отнюдь не легко.
— Непременно сама скажи Руди, — снова попросила мать. — Он сейчас… как бы это сказать… С ним что-то происходит.
«Не с ним одним», — опять не возразила Маргарита.
Она спросила о гостях, кто как проводит время, какие планы… Мать отвечала, что все приехали уставшими, предпочитают спокойный отдых.
— Не все, а Адольф, мама? — не удержалась Маргарита. — У него очередная депрессия, значит, все должны ходить с постными лицами.
Возвращаясь к дому, они увидели у бассейна почти все общество.
В стороне от большого бассейна находился малый — «лягушатник», тоже с подогревом, для Буца, когда подрастет. Сейчас в нем плескались и визжали старшие девочки Геббельсов — шестилетняя Хельга и четырехлетняя Хильда, вместе с Анхен. Генриху тоже очень хотелось в воду, но Кронци, старший сын Бормана, которого отец, единственного из детей, иногда позволял Герде брать в общество, сказал, что в «лягушатнике» нельзя плавать, и Генрих из вежливости остался с ним на берегу.
Геринги тоже привезли дочь. Эдда уже пробовала ходить, но отец считал, что рано — могут искривиться ноги, и девочку часто оставляли с пятимесячным Буцем, глядя на которого она забывала о своем возрасте и опять ползала.
Во «взрослом» бассейне тоже было весело. Удовольствие позволили себе все, за исключением Гитлера, который к воде даже не приближался, и Бормана, давно и откровенно копировавшего поведение вождя.
Маргарита едва успела шепнуть несколько слов Эльзе, когда к ним подсела мокрая Эмма Геринг и пожаловалась на Магду, которая смотрит на нее, «как удав».
— Что я ей сделала? Объясните мне, наконец, если я настолько тупа, что не понимаю!
— Магда вечно беременна, у Йозефа романы, а ты чересчур… победоносна, — ответила Эльза.
— Да я готова сделаться, как серая мышь, так мне ее жаль, бедняжку! Однако, по-моему, все не так безнадежно. — Эмма перешла на шепот. — Я из верного источника знаю, что фюрер на ее стороне.
— А что это дает Магде? — спросила Маргарита.
— Все! Кроме развода, конечно, который ей и не нужен. А нужен ей хороший совет: объявить Адольфу, что хочет развода с Йозефом. Дальше… я точно знаю,
— А Герман не преувеличивает влияния Адольфа? — заметила Маргарита.
— Это ты его преуменьшаешь, Гретль! Потому что сама имеешь над ним власть. Вот я готова спорить на что угодно, что если бы ты захотела, то заставила бы его надеть плавки и искупаться.
Маргарита пожала плечами. Ей было лень отвечать. Хотелось просто вытянуться в удобном кресле и… вернуться во вчерашний день.
…В церкви было так тихо… Свет из высоких окон падал, как золотой дождь в спальне Данаи… Пахло чем-то строгим и кружилась голова…
Голова закружилась и сейчас, едва она прикрыла глаза. Слова Эммы вокруг точно вальсировали:
— Тебе наплевать… Но сделай это для меня. Я уже поспорила. Я была уверена, что тебя уговорю. Я была так уверена, что поспорила на свое изумрудное колье. Гретль, ты слышишь меня?
— Слышу. — Маргарита глубоко вдохнула влажную свежесть вперемежку с новыми духами Эммы. — Для чего загонять Адольфа в воду?.. Ну, не хочет он.
— Хочет! Но не может пересилить себя! Он… не может того, что можешь… ты. Понимаешь? Самый сильный из мужчин слабее женщины!
— А пари — с Германом? На его же подарок? — Грета устало потянулась и, выпрямившись, с укором посмотрела на Эмму.
— Здесь все уже знают о пари. Кроме Адольфа и твоего брата, конечно, — энергично пояснила та. — Если ты откажешься, мы проиграем.
— Кто «мы», господи?!
— Женщины!
Маргарита посмотрела на Эльзу. Но хозяйка дома не могла запретить гостям устраивать себе маленькие «шалости», как выразилась Юнити.
Маргарита вдруг поняла, что произошло. Шутки шутками, а ведь это… заговор. И все в нем участвуют. С целью выставить Адольфа на посмешище?