Гнездо орла

Она снова посмотрела на Эльзу, уже серьезно-вопросительно. Эльза опустила глаза.

— Я подумаю, — кратко обещала Маргарита.

Через четверть часа Эльза зашла к ней в спальню и присела у окна.

— Однако, гадость какая, — заметила Маргарита.

— Эмми сама не предполагала, что шутка зайдет так далеко, — объяснила Эльза. — Она поспорила с мужем, а тот рассказал остальным. И вызвал ажиотаж. Теперь все в предвкушении.

— По общему мнению, я, конечно, соглашусь? А Роберт знает?

— Он сказал, что ты откажешься.

— А если рассказать Руди?

— Даже не представляю себе, что он сделает, — усмехнулась Эльза.

— Да перестреляет всех! Любопытно, что потом об этом прелестном вечере напишут историки!

Обе нервно рассмеялись. В спальню вошел Лей, в шортах, с полотенцем на шее. Посмотрев на них, тоже хмыкнул:

— Я рад, что вам весело, девочки. И человечество этой ночью может спать спокойно — вожди развлекаются. Смотри, что мы с Гретой привезли Рудольфу в подарок, — сказал он Эльзе. — Реставраторы из Академии едва успели очистить с них мышиный помет.

…Узкие темные конверты с золотыми оттисками герба Пруссии и истонченными, точно обгорелыми краями… Это были два десятка отлично сохранившихся писем короля Фридриха Великого, датированные 1773–1774 годами. «По всей Европе распродают наше национальное достояние на поганых аукционах», — жаловался Роберт, показывая коллекцию золотых монет времен Августа Сильного, которую он приобрел по случаю. Монеты тоже предназначались в подарок Рудольфу. Маргарита была отчасти против таких подарков, утверждая, что Рудольф все равно отдаст в Национальный музей, но Роберт был уверен, что письма Фридриха, по крайней мере, он себе оставит. Они едва было не заключили еще одно пари, призвав в свидетели Эльзу.

А она подумала, что Роберт, конечно, проиграет этот спор, но и Грета его не выиграет. Письма Фридриха Великого, кумира нации, были настоящим сокровищем, и Рудольф, по своей скромности, безусловно, не оставит их, как свою собственность. Но и в музей сам не отдаст. А кому же?

Эльза подумала, что если не Маргарита, то Роберт должен был догадываться. Но она ничего не сказала, только немного погодя попросила Лея сделать Рудольфу подарок без свидетелей. Как она и предполагала, муж сразу выставил монеты для всеобщего обозрения; о письмах же ни словом не обмолвился. Даже с ней.

Этот апрель был по-летнему жарким, вечера и ночи теплыми, как в июле.

Выполняя пожелание Адольфа, Гессы позаботились, чтобы в происходящем не было официоза. Всеобщий разброд и гуляния! Рудольфа все поздравляли сообразно с собственными фантазиями, так же и проводили время — на верандах и газонах между клумб, в саду, у бассейна, группами, парами, наедине с этой апрельской ночью, с ее ароматной, звенящей тишиной.

Но одиночества никто долго не выдерживал, и в конце концов все собрались вместе на огромной веранде, залитой слегка мерцающим розовым светом, который Юнити назвала «омолаживающим».

Отдохнувший, всем довольный Адольф предложил выпить шампанского за здоровье своего Руди и треснул бокал об пол. Бокалы взорвались и на ступеньках, и на каменной кладке дорожек, усыпав их блестками, и рассеянно глядевший в сад Геббельс вдруг поразился этому дробному мерцанию, точно просыпавшемуся с веранды вниз:

— Взгляните, господа! Какая изящная, переменчивая… хрустальная ночь!

Бедный Йозеф! Лучше бы он помалкивал! Сейчас же скользнула к нему возбужденная леди Юнити и потребовала поэтической импровизации, столь «долгожданной из уст министра культуры».

Йозеф, конечно, мог бы просто пожать плечами и налить ей еще шампанского или предложить сымпровизировать кому-нибудь другому, например, министру труда… Но он и сам ощущал сейчас вдохновение, подъем душевных сил, набегающие волны мечтаний, невнятных образов, то есть признаки того «душевного запоя» (выражение Магды), что уже был в полную силу пережит им в годы страданий по Елене.

Йозеф в молодости писал стихи, тогда казавшиеся ему гениальными, а теперь — бессильными и смешными. Мгновенно восстановив в памяти несколько прежних опусов, он решил, что для легкой импровизации подойдет что-то вроде:

Этой ночи мерцанье
Я невольно услышал,
Как осколки Посланья,
Что ниспослано свыше.

Я сложить их не в силах.
Угасает мерцанье…
В темной ночи Желанья
Гаснет Неба Посланье…
Все аплодировали.

— И в двадцать лет был таким же х…м, — зло шепнула Магда Маргарите. — Извини. Я решила — сразу после родов разведусь с ним. Давай прогуляемся.

— У меня к тебе просьба, — сказала Магда, когда они отдалились от дома по боковой аллейке, ведущей к озеру. — Ты не заменишь меня в Женском Союзе, месяца на три? Хорошо бы написать несколько программ, а главное — пробить их в министерстве. Ты ведь знакома с Гертрудой Шольц[6]? Она энергичная девочка, но этот тупица Руст ее буквально затерроризировал. Кстати, леди уже следовало бы знать, что министр культуры у нас господин Руст. Вот он бы ей… сымпровизировал?