Гнездо орла

На Кюрстен открыли новый магазин, в два этажа: на первом — продукты, на втором — одежда, обувь, товары для домашнего хозяйства, детские игрушки. Рабочих привозили целыми автобусами; при входе всем вручали разноцветные карточки (они называются талоны). Мне это объяснил рабочий, дежуривший у одного из входов. Он сказал: „Жаль, фрау, что вы не член нашего Трудового Фронта, сегодня привезли очень красивые ткани. Многие женщины захотят использовать свои талоны на более нужные вещи, но для такой красивой фрау это очень бы подошло. Вы, конечно, можете пройти, — добавил он, — нам приказано всех пропускать, особенно женщин, но без талонов вы не сможете ничего купить… так что уж не ходите лучше“. Он меня пожалел! Спасибо, товарищ.

А в кино меня не пустили! Я еще поняла бы, если б по удостоверениям ГТФ пропускали бесплатно, а без них — за деньги, но чтобы всех бесплатно, но только по удостоверениям, это, по-моему, уже не национальный, а какой-то… трудфронтовский социализм.»

1 мая 1938 года.

«Сегодня впечатления расплывчаты. Берлин похож на пожилую даму, украсившуюся лентами и бантами. Этому городу не идут легкомысленные и дешевые украшения. У берлинцев плохой вкус. Но берлинцы стали улыбчивы. Это очень приятно.

Парады, митинги, качания, спортивные игры… Со всех сторон музыка, все идут толпами, все машут цветами, громко смеются… У берлинцев, оказывается, бурный темперамент — никогда не видела столько поцелуев на улицах.

Речи воспринимаю плохо. Не могу уловить смысл. (Роберт: „Меньше смысла — чаще сердцебиенье“.) Я знаю, что канцлер выступает в Мюнхене, а тебе достался Нюрнберг. Как там?

Я ездила по городу только до семи часов. Банкет был в новой Рейхсканцелярии. Выручила Магда. Пробыли там с ней полчаса и ушли вместе.

Салют, гуляния, карнавал на набережной… Только сегодня я узнала, что 1 Мая — также и день вермахта.»

2 мая 1938 года.

«Напросилась к Роберту в „оруженосцы“. У него такая свита, что в ней может раствориться целый полк. Однако, чувствую, что мое присутствие многих смущает.

С утра посетили три завода, три школы, Университет.

Речи, речи…

„…Демократический принцип большинства всегда и везде означает лишь победу более низкого, плохого, слабого, трусливого и безответственного.

…Принадлежность к элите определяется не происхождением, богатством или образованием. Люди, обладающие энергией, способные лучше других воплощать требования национального духа, готовые твердо идти к своей цели, — вот те „частицы массы“, из которых выдвигаются вожди.

…Человек должен признавать авторитет. Общность без авторитета немыслима. Фюрер, воплощающий авторитет, непререкаем. Все, что говорит фюрер, всегда верно“.

Сколько раз я слышала подобное! Но я безумно боюсь, что это хотя бы раз услышат из уст своего отца наши дети.

Посетили клуб Национальной студенческой организации. Как Роберт не хотел туда ехать!

Студент задал вопрос, согласен ли доктор Лей с определением террора, как меча, сверкающего в руках героев свободы?

Мой любимый не задумался ни на минуту:

„У нас хладнокровно слушают рассказы об ужасах, совершаемых тиранами по отношению к защитникам свободы, о наших жестоко изуродованных женщинах, о наших детях, убитых у материнской груди, о наших пленных, в страшных муках искупающих свой трогательный и возвышенный героизм… а излишнюю медлительность в наказании нескольких чудовищ, упившихся невиннейшей кровью отечества, называют ужасной бойней“.

Аплодисменты. „Все-таки да или нет?“ — снова спрашивает студент. „Конечно, нет“, — отвечает доктор Лей. „Тогда для чего вы только что процитировали Робеспьера?“ Ответ: „Чтобы показать, насколько не изменилось наше эмоциональное „да“. Но мы научились ставить заслоны нашим „внутренним убеждениям“ в виде цивилизованных законов. Аппарат СС — не „сверкающий меч“, а скучный следственный орган“.