Гнездо орла

Все это настолько личное, что я могу довериться только тебе. Спасибо.

Всегда твой Адольф».

Визитом Гитлер остался доволен. Прошли те времена, когда чванливый «потомок цезарей» выпячивал колесообразную грудь, снисходительно поглядывая на германского канцлера в куцем плащике, громогласно называя его политику «бестолковой».

Единственное, чем дуче потряс воображение фюрера, — это размерами своего кабинета в Венецианском дворце. Все же остальное часто выглядело просто смехотворным: демонстрации и митинги — сплошной галдеж, военный парад, особенно проезды на картонных танках и кургузых грузовичках — детская забава.

Зато от архитектуры Рима, Флоренции, Тосканы фюрер был в восторге и всем говорил, что его мечта — приехать сюда инкогнито и ходить по картинным галереям. А дуче живопись не любил; он бегал по залам, махал руками, говорил без умолку, и из-за него фюрер так ничего толком и не увидел.

Муссолини переживал сейчас семейный скандал. Впервые взбунтовалась его терпеливая супруга Ракеле. Она потребовала выслать из столицы Кларетту Петаччи, молоденькую любовницу дуче, которая вдруг проявила характер и отказалась стушеваться на время, как он ее об этом просил.

У любимой дочери Эдды тоже были неприятности: ее муж, красавец и светский лев Галеаццо Чиано чересчур откровенно преследовал вдову бывшего министра иностранных дел графиню Маргариту, которую все женщины в семье дуче считали немецкой шпионкой: семь лет назад, до своего замужества, она два года прожила в Германии любовницей Роберта Лея.

Огорчения дочери были для Муссолини несравнимо тяжелее собственных. Он знал, что Чиано в свое время хотел жениться на пятнадцатилетней тогда Маргарите Мадзинни; к тому же Марго была так ослепительно красива, что он не умел быть с ней строгим, как того требовала дочь. Эдда обожала мужа и прощала ему «шалости» так же, как мать прощала отцу. Но мать подала пример, и Эдда Чиано, в отчаянье от мягкости отца, обратилась к человеку, который ненавидел ее мужа, — к Иоахиму фон Риббентропу, сопровождавшему германского канцлера.

Темпераментная Эдда, прогуливаясь с министром по величественным залам музея скульптуры на вилле Боргезе, прямо сказала, что просит помочь поставить на место интриганку Марго; то есть на такое место, где рядом не смог бы оказаться Чиано. Этого будет достаточно.

Такое место было только одно: рядом с человеком, которого Марго и теперь бы предпочла всем остальным, — рядом с Робертом Леем.

Риббентроп намекнул Гитлеру о возможности оказать дуче большую услугу, «очень большую, мой фюрер, поскольку у него сердце не на месте из-за переживаний Эдды». На самом деле сам дуче пока ничего не знал, услуга оказывалась Эдде, имевшей огромное влияние на отца.

Гитлер все отлично понял. Интрига закрутилась, как водоворот, втягивая новые лица. Гитлер позвонил Лею, и тот, прервав поездку, вылетел в Рим. О настоящей цели визита он даже не догадывался; все выглядело естественным продолжением поездки рабочего вождя по городам Германии. Остальные участники заговора делали вид, что ничего не знают.

История разворачивалась стремительно. Во время вечернего приема на вилле Боргезе, официальной резиденции Муссолини, блистательную Марго бывший возлюбленный не замечал. За столом Лей оказался между нею и Риббентропом, который за ней ухаживал, дразня Чиано. Тот впивался взглядами в возбужденную графиню. В Италии страсти не уютное пламя в камине, а извержение Этны!

После банкета, в одном из апартаментов дворца, Марго получила пощечину от разгоряченного вином Галеаццо и, отвесив ему десяток в ответ, выбежала вон. В это время в других апартаментах уставший от выступлений Лей уже разделся, собираясь спокойно поспать эту ночь. Дальше произошла сцена, короткая, как вспышка молнии. Марго умоляла о «ночи любви»; Лей выставил ее вон. Утром он узнал, что молодая женщина погибла.

Это был несчастный случай: Марго разбилась, не справившись с управлением на Аппиевой дороге, на которой велись ремонтные работы.

Такой развязки, конечно, не ожидал никто. Чиано рыдал, Эдда надела траур, ничего не подозревавший Муссолини утешал дочь, пожаловавшуюся ему на угрызения совести, и резко говорил с зятем, упрекая его в легкомыслии.

— Ты чересчур своевольничаешь, — сказал он. — Больше я не стану этого терпеть! Если тебе не нравится Риббентроп, то это не значит, что мне должна не нравиться политика фюрера. Я поменял о ней мнение. Ты настраивал меня против аншлюса Австрии, и хорош бы я был, если бы тебя послушал. Теперь помолчи! Я намерен одобрить планы фюрера по чехам. А ты займись своей семьей.

Эта судорожная история случилась накануне отъезда Гитлера из Италии и набросила мрачноватую тень на заключительное свидание вождей, однако результаты превзошли ожидания Гитлера: Муссолини твердо обещал прекратить критику германской политики и почти обещал поддержку в дальнейшем.

Самолет фюрера поднялся в фиолетовое небо над Миланом, едва не угодив в облако из разноцветных шариков, которое сдуло к аэродрому, — прощальный привет от безалаберных итальянцев.