Арфа сиротливо глядела на Ригестайна из распахнутого футляра, стоявшего у подножья кровати. Он нехотя сел, протянул руку, вынул инструмент. Осторожное касание пальцев заставило арфу заплакать, застонать поминальной мелодией. Меж струн на отшлифованное дерево капали слезы. В последний раз жалобно дрогнули струны. Ригестайн прижал их ладонью, уступая тишине.
Взгляд переместился к ножу, подобранному у тела слуги. Ястреб на рукояти дразнил торжествующим взмахом крыльев.
Оплакивают женщины. Мужчины мстят. Грядущая ночь покажет, кто он. Сильным резким взмахом руки Ригестайн швырнул арфу в стену. Тонкий инструмент разлетелся в щепки с душераздирающим звуком.
— Меч мне брат отныне! Меч!
Ригестайн поднялся с кровати, взял нож и вышел из комнаты. Проходя мимо покоев матери, придержал шаг, заглядывая в открытую дверь. Касильда, одетая в белое платье с высоким воротником, лежала на чистой кровати. Пальцы скрещенных на груди рук сжимали белую розу. Глядя на спокойное лицо матери, Ригестайн ощутил, как поднимается в нем гнев, как его обуревают ярость и новая жажда мести.
На плечо осторожно легла рука. Голубые глаза князя смотрели скорбно и сочувственно.
— Кто знает, какая участь постигла бы тебя, если бы ты был дома.
Ригестайн сглотнул, кивнув.
— Вы были правы, Ваша светлость. Насилие можно победить только насилием, — едва шевеля губами, прошептал он. — Я сам, сам назвал ему имя. И он завершил начатое много лет назад. Во мне течет его кровь… но как я ненавижу его! Такая злоба… такая бесчеловечность…
— Он не может быть человечным, Ригестайн, — покачал головой князь. — Он эльф.
— Какое это имеет значение? Чувства, совесть, благородство, милосердие — разве это чуждо им?
— Ты никогда не знал их раньше.
— Мне претит мысль о том, что я принадлежу к их народу.
— Это не приговор. У тебя есть выбор. Уподобиться им — холодным, бесчувственным, не знающим любви созданиям. Или остаться человеком, с горячим сердцем и помыслами о добре и справедливости. Справедливости, Ригестайн. Разве не о ней кричит твоя душа?
Ригестайн покосился на нож, сжал рукоять.
— И она восторжествует этой ночью. Для всех.
Вааспурт лихорадило от новостей последних дней. О том, что с легендарным Ястребом будет биться племянник Карусто Самалея, безобидный музыкант, говорили во всех чайных домах, во всех лавках. А убийство купца и его семьи разожгло нешуточные страсти. По городу ходили слухи один невероятнее другого.
В назначенный день к «птичьей арене» с самого полудня стали прибывать люди, желая занять лучшие места. К тому времени, как зашло солнце, у каменоломен собралась многосотенная толпа. Окружающее пространство, щедро залитое светом бесчисленных факелов, стало походить на ярмарочную площадь. Маски всевозможных видов и форм создавали впечатление, что здесь проходит большой карнавал. Дамы с пышными плюмажами над узорчатыми парчовыми масками, солидные горожане в масках из дорогой кожи или ткани, народ поскромнее — в повязанных на лицо платках с прорезями для глаз или взятых на арене полотнах на обручах. Торговцы съестным развернули свои палатки, лоточники сновали меж разгоряченных жарой и спорами людей. Здесь же принимались и ставки на победителей.
— Идут! Идут!
Люди, напирая друг на друга, сбились в плотную массу, образовав коридор, по которому к арене направлялся Ястреб. Его лицо было открыто. С ним рядом шли четверо бойцов в новеньких пестрых масках из перьев, закрывающих верхнюю часть лиц.
— Ястреб!!! — взвыла толпа.
Наемники быстрым уверенным шагом миновали живой коридор, не удостоив никого и взглядом.
Вскоре на дороге показались трое мужчин. Ригестайн, так же как и Ястреб, шел с открытым лицом. Лица его спутников были полностью скрыты под одинаковыми серыми масками, имитирующими застывшие человеческие лица.
— Сарыч! — закричали люди, замахали руками. — Ригестайн!
В толпе зашептали, запереговаривались, с любопытством разглядывая гнездо Сарыча.
— А кто его бойцы?
— Я слышал, что, возможно, тот северянин…
— Купец из Маверранума? Я заключил с ним хорошую сделку.
— Бросьте! Чтобы высокородный князь стал рисковать собой?
— Гнездо можно нанять. Сегодня ставки велики, как никогда.
— Я слышал из надежного источника, что в день убийства в доме Самалея нашли оружие, принадлежащее Ястребу.
— Да вы что!!!
— Бедный мальчик….
— Ну, не такой уж он и бедный. Учитывая, сколько он успел заработать на арене…
— А ведь кто бы мог подумать! Он же прекрасный арфист, и совершенно безобидный.
— Да, да. Он давал уроки моей дочери. Очень приятный юноша.
Ригестайн прошел сквозь волнующуюся, пялящуюся на него толпу с неприятным чувством. Он привык быть на публике в театре. Но эти люди ждали от него не виртуозной игры. Они ждали от него смерти. Спиной ощущая успокаивающее присутствие князя и Астида, Ригестайн нырнул в коридоры арены. Толпа хлынула за ними.