Гнездо там, где ты. Том I (СИ)

— Я предупреждала тебя, чтобы следил за своим языком. Ты не прислушался. Довольно! — в его присутствии я на удивление легко теряла хвалёное ведьмовское самообладание. Возможно, сказывалась усталость последних дней, возможно, пренебрежение, с коим он относился ко мне, но от возмущения меня будто прорвало:

— Наслушалась я твоей благодарности с три короба. Довольно! Я знать тебя не знала, ведать не ведала, а взялась залатать. Последние дни походили на кромешный ад. Денно и нощно с тобой, как с писанной торбой носилась, выхаживала, голову сломала, как излечить тебя, все заклинания перепробовала, запреты нарушила, Севера загнала. Да, влезла в твои мозги! Да! — призналась я, — Но лишь для того, чтобы понять, кто ты есть на самом деле, и как тебя поставить на ноги. А в результате вынуждена терпеть похабные шутки и угрозы чёртова солдафона?! Так вот, воин, мне это без надобности! Может, там, откуда ты пришёл, так говорят “спасибо”, но у нас принято уважать хозяина дома. С этой минуты я отказываюсь тебе помогать, пусть даже за тебя и просили.

— Вот как? Значит просили. И кто же проситель? — попытался он широко улыбнуться, но улыбка его больше смахивала на оскал — слишком неестественна, натянута, и слова произносил будто через силу. — Если речь о том, кто притащил меня сюда, ты сама утверждала, что не знаешь его. Не слишком ли много чести для солдафона-демона при таком-то просителе?

С неуместной бравадой смотрел он мне в глаза, а я вдруг почувствовала дрожь в его руках и тут же ощутила на себе излишнюю тяжесть веса, будто стала ему опорой. Заподозрив неладное, посмотрела на грудь воина — его рана вновь раскрывалась и кровоточила, а кожа вокруг неё, покрываясь сеткой черных вен, меняла свой цвет на пепельно-серый. За считанные минуты бодрствования Квинт исчерпал свои силы.

— В кровать, если не хочешь провести ближайшие сутки в беспамятстве на полу! Сама я тебя не дотащу, — теперь уже я взяла контроль в свои руки. Не дожидаясь согласия, подставила под его руку плечо, ухватилась за талию и повела теряющего сознание воина к лежанке.

— Значит, не выгоняешь? — прохрипел он и, борясь с дурнотой, потряс головой, — Вот дерьмо! Да что со мной? В груди как в адском пекле.

— Понятия не имею! Сама с таким никогда не сталкивалась. Я лечила тебя как человека, лечила как демона, результата нет. Возможно, теперь я смогу поставить тебя на ноги, чтобы ты поскорее убрался из моего дома.

— Излечи меня, нимфа! Что хочешь делай, но непременно излечи! — рухнул он на кровать. Глаза его закатились, он с трудом дышал, с побелевших губ сорвался тихий стон. Мой воин, возвращаясь к своим призракам, погружался в очередное беспамятство, — Я должен выкарабкаться хотя бы для того, чтобы знать правду.

— Куда ж мне деваться, — вздохнула я, зажимая рану рукой. Я обернулась к двери, чтобы послать Севера за очередной порцией свежей крови, но неожиданно Квинт ухватился за моё платье и резко притянул к посеревшему, изборождённому черными венами и покрытому каплями пота лицу. Я заглянула ему в глаза, которые теперь уже мало чем походили на цвет завораживающего аврана, и вздрогнула, притронувшись к свинцовой бездне его индивидуальной, полновесной боли.

— Запомни, нимфа! Я могу быть очень нежным и ласковым, — взорвалась глухой угрозой бездна, — но, если дашь мне подохнуть, достану тебя и оттуда. Ты сама подписалась на всё это дерьмо, когда влезла в мои мозги, так тебе меня и вытаскивать.

Он дернул меня на себя и впился в губы. Грубо. Коротко. Твердо утверждая вердикт, в котором само собой разумеющимся фактом являлось моё безоговорочное согласие. Будто преступницу, что осмелилась проникнуть в его вселенную, в его тайну, дерзнула познать о неприемлемой им же сути, насильно навязанным жестом воин возводил в статус соучастницы. Как странно, что не сопротивляюсь. Наоборот, к собственному изумлению я поняла, что мне понравилась жёсткая требовательность горячих губ, их жаркий вкус и даже непочтительность нелюдя. Меня словно манило в нечто неизвестно-притягательное, где сильное мужское начало незнакомым колдовством преобладает над женским, и до трепета становилось любопытно, что скрывается за чертой грубости чужака. Как это может быть — нежно и ласково? Захотелось на себе ощутить, каким иным может быть касание его губ. Я закрыла глаза …

— Чёрт! Чёрт! Чёрт! Кельтские боги ещё не видывали такой кретинки! — как же скоро я стала корить себя за секундную слабость, плотно зажимая рану руками и… от обиды кусая губы. Поддавшись импульсивному желанию познать поцелуй чужака, на краткий миг я напрочь забыла о его состоянии и умудрилась поцеловать воздух, когда мой пациент уже был в отключке.

— Север! — заорала я волку, подавив на корню зарождающуюся панику. Почти моментально тот влетел в хижину, благо открыть дверь его массивной туше не составляло труда, — Север, миленький, живо крови. Срочно!

* * *