Мы подошли к окну. Ребёнок был невеликого роста и макушкой только-только дорос до оконного проема, поэтому пришлось подхватить его подмышки, чтобы он видел ту, которую, я уверен, искал. Но пацанёнок воспринял мой жест иначе и затрепыхался в руках:
— Да не боись ты, чертёнок! Смотри лучше, — посадил я его на камень, удерживая одной рукой. — Её ты искал?
Я указал на Лайнеф, которая именно в этот момент завалила наземь верзилу, тыркая ему в шею меч.
— Да! Это наша госпожа! — радостно воскликнул мальчонка. — Мне нужно к ней!
— Ты с ней увидишься, — пообещал я мальцу, поставив его на пол. — Но сперва тебе придётся мне рассказать, зачем проделал столь опасный путь, чтобы встретиться с ней.
— Почему? — он упрямо поджал губы.
— Потому, что перед тобой её будущий муж, — рассмеялся я.
— Взаправду? Не врешь? — недоверчиво разинул чертёнок рот.
— Слово Мактавеша!..
За всё то время, что Лайнеф находилась в замке, я неплохо изучил её вкусы и пристрастия, поэтому, не застав на площадке, уже догадывался, где найду. Ей нравилось засиживаться на выступе скалы, скрытой от посторонних глаз ближайшими постройками. Люди здесь не появлялись, опасаясь сорваться вниз. Сюда не проникали их голоса, не доносилось конское ржание или звон стали. Неподвластное человеку, это место оставалось нетронутым. Пикты считали, что вода, воздух и земля здесь разрешают свои вечные споры, и благовеянно называли это место мысом трёх стихий. Но они ошибались потому, что не видели сейчас то, чему я стал случайным свидетелем. Зрелище, от которого захватывает дух. Буйство северных ветров перемежалось с поднимавшимися в небо столпами солёных брызг и с силой обрушивалось на древние камни. А посреди этого неистовства, распахнув руки, стояла несравненная фурия, гневно бросающая вызов своим никчёмным богам!
Наблюдая за ней, я понимал, чего недоставало моему излюбленному месту — этой несносной сучки, всклокоченной, растрёпанной бунтарки, придававшей целостную завершённость развернувшемуся представлению. Именно её необузданная стихия, не уступающая природным, вызывала желание укротить собственным пламенем, подчинить себе. Этим она цепляла. И мне было абсолютно наср*ть на причины её фатального отречения, в тайне я ликовал от того, что намеренно или нет, отрёкшись, самолично она сделала шаг к осознанию истины — единый её бог есть я.
— Что ты здесь делаешь, женщина? — помрачнел я при мысли, что поводом для встречи послужила смерть её людей.
Не сразу она услышала меня. Когда, наконец, обернулась, растерянность застыла в блестящих глазах. Мокрые, спутанные волосы, удивлённо приподнятые, слегка вздёрнутые брови, тонкие черты лица, и эти приоткрытые губы с каплями солёной воды… Ну какой, к дьяволу, из неё воин?! Её место на моих простынях!
Однако, темная упрямо вздёрнула подбородок, злобно выплёвывая очередную ложь:
— Прошу у богов милости как можно дольше не видеть твоей наглой физиономии.
Дьявол! Не время и не место, но, черт возьми, двухнедельное противостояние не пошло нам на пользу. С меня довольно! Чаша терпения лопнула…
Я подошёл вплотную к Лайнеф, схватил за волосы, не обращая внимания на её возмущённый возглас, больно намотал на кулак:
— Иногда, принцесса, желания исполняют даже отверженные боги!
Грубо, жёстко, бесцеремонно я впился в её губы. Она отбивалась, обрушила на меня кулаки, лягалась ногами. По х*ру! В бездну всё! В ж*пу магию инкуба! Хочу сейчас! Настоящую! Вот такую глубокую, всклокоченную, стихийную! С не помутнённым чарами рассудком, а затуманенными от осознанной страсти глазами. Чтобы помнила каждый момент, пока меня не будет. Помнила и ждала. Отчего-то мне было важно, чтобы ждала.
Я заломил её руки за спину, сжал кисти в кулаке, свободной рукой рванул за ворот рубаху, обнажив грудь. Чёртова шнуровка кожаных штанов не поддавалась. Сатанея, я буквально содрал их с тела Лайнеф, причиняя боль:
— Ещё раз увижу в штанах — пеняй на себя! Не пощажу, высеку при всех! — оторвавшись от губ, зарычал ей в лицо.
— Ты просто зверь, я тебя през…
— Заткнись! — я заткнул её рот своим, уже зная, что услышу дальше.