Гнездо там, где ты. Том I (СИ)

— Для тебя что-то значит слово инкуба?

— Слово инкуба мне не нужно. Мне достаточно слово вождя Мактавеша, — глаза её зажглись лукавством. — Демон, если желаешь, чтобы на предстоящей церемонии, при гостях я была паинькой, не пытайся уклониться от клятвы.

— Чертовка! — отстранился я от эльфийки и прорычал. — Говори уже!

— Утром, — она улыбнулась, — а сейчас пора дать отдых коню, если ты конечно не намерен пешком добираться до своего замка.

Дорога, по которой сейчас проходил наш путь, тянулась по широкому ущелью, образованному руслом протекавшей когда-то между двумя горными вершинами реки. Река давно сменила своё направление, русло пересохло и, покрытое мхом и густыми травами ущелье теперь больше походило на зеленую долину, но с наступлением темноты продвижение по каменистой почве становилось опасным, да и малоэффективным.

Сумрак — прекрасный конь, но не идет в сравнение с рожденными во мраке мустангами Темного мира, славящимися своей выносливостью и острым зрением. Лайнеф была права — стоило сделать привал …

— Тебе идёт цвет моего клана, — заметил я во время ужина, приготовленного из тушек на костре, на что эта мерзавка отшвырнула обглоданную кость, демонстративно вытерла руки о тартан и растянулась на земле. То, что мои вояки были далеко не чистоплотны, это я признавал, но даже они относились более уважительно к атрибутике Мактавешей. Она же, рожденная при дворе эльфов, не могла не понимать значение символики клана.

Ну ладно, темная! … Вытащив из голенища её кинжал, на рукоятке которого красовался герб Зарт’риссов, я повертел его в руках и принялся выковыривать остатки пищи между зубов, исподтишка поглядывая на Лайнеф. Я был отомщен видом её сморщенной недовольной физиономии.

— Прекрати! — рыкнула она. — Я всё поняла. Квиты!

— Иди ко мне! Хочу знать, насколько хорошо ты поняла, — усмехнулся я и отложился в сторону нож.

— Вполне, — Лайнеф повернулась ко мне спиной, подложив руку под голову. Неужели спать собралась?! Её пренебрежение приказом стало не на шутку злить меня.

— Кто-то обещал быть покорным, — подбросив в костер сухих веток, я стянул сапоги.

— Заметь, только прилюдно, — зевнула она.

— Вот как? Значит война? — я бесшумно преодолел разделяющее нас расстояние, развернул бестию к себе лицом, намереваясь встряхнуть хорошенько, и напоролся на смеющиеся глаза. Я оторопел. Да она подтрунивала надо мной! Грудной, бархатный, искренний смех пленительным эхом разнесся по подножью величавых гор. Впервые я слышал, как она смеётся. И будь я проклят, если солгу! Мне понравился этот звук — смех уверенной в себе женщины, знающей цену редкому веселью. Невозможно было не заразиться.

— Ах, ты, шельма! Смеяться над своим господином? Ну я тебе сейчас задам взбучку! — околдованный ею, я завалился на принцессу, перекатился на спину, увлекая эльфийку на себя. Лайнеф села на меня сверху.

Спутанные, вьющиеся волосы темным ореолом легли на плечи, обрамляя улыбающееся лицо и белоснежную шею, всполохи языков пламени от костра отражались в огромных карих глазах. Моя воинственная наездница была великолепна. Я нетерпеливо рванул лоскуты, пожирая голодным взглядом обнажённое тело. — Ты покормишь меня?

— Ну, раз ты пришёл сам… — акцентируя внимание на этом факте, она многозначительно посмотрела на меня. Я зарычал, требуя немедленного ответа, ослепительная улыбка обнажила ровные белоснежные зубы. — То ДА!

— Чувствую, скучать мне больше не придется, — усмехнулся я, запустил пятерню в её волосы и притянул эльфийку к себе.

* * *

— Лайнеф, подъём! Нам пора в путь! — тормошил я эльфийку за плечо, но темная не открывала глаз. Покрытая свежими царапинами, бледная, опустошённая, она пребывала в глубоком сне. Дьявол! Как же так? Я же всегда знал, когда следует остановиться, отчетливо чувствуя ту грань, за которой для жертвы наступал предел. С Лайнеф было всё иначе. Как дурман, слишком сладка, слишком желанна. Раз за разом доводя её до оргазма, я срывался и бесконтрольно пил и пил из неё жизнь, наполняя зверя силой и убивая эльфийку.

— Твою ж мать! Ненасытный ублюдок! — проклиная собственную сущность, выругался я в сердцах и кулаком долбанул по камню, сдирая кожу в кровь. Гора ответила эхом недовольства, как только паутинка трещин расползлась под моей рукой, и контрастом в памяти всплыло разносившееся эхо её смеха, что этой ночью потревожило покой седых скал.

Подхватив темную, я кое-как забрался в седло, усадил впереди себя и, прижимая к груди бесчувственное тело, пришпорил Сумрака. Знакомые пейзажи, доселе радовавшие глаз, сменялись один за другим, но сегодня они не грели черную душу своим великолепием. Чуждое, непонятное беспокойство за принцессу мешало созерцать всю эту красоту. Сон, в котором пребывала сейчас Лайнеф, мог стать беспробудным. Привычно забирая, но не умея давать, хватит ли у неё сил выжить, я не знал.