Любомысл тем временем уложил мальчика на мягкую землю, подоткнул ему под голову свою суму, задрал рубаху и принялся проворно растирать грудь и щеки паренька.
— Спасибо, Любомысл! — смахивая со лба холодный пот, отозвался еще кто-то. — Удружил!
— Ладно уж! — буркнул старик. — Успокойтесь! И не такое бывало. Подумаешь — волна! Эка невидаль… Отодвиньтесь, бугаи. Не заслоняйте Добромилу дыхания! Столпились!
Дружинники послушно отступили. Старик дело говорит. Молодой княжич Добромил дороже всего. Дороже собственной жизни.
— Уф-ф! В самом деле, Любомысл! Ты молодчина! — воскликнул молодой дружинник по имени Милован. И судорожно сглотнув, добавил: — Когда вернемся — пир ради тебя закатим. Великий пир! А? Как, други? — обернулся Милован к остальным. Дружинники молчали, тяжело дышали — отходили.
Любомысл тоже не ответил. Старик сосредоточено занимался делом — бодро растирая мальчика и попутно вдувая ему в рот воздух и умело давя на грудь, — восстанавливал слабое дыхание. Так делают наглотавшимся воды.
Наконец, мальчик глубоко вздохнул, медленно раскрыл дрожащие веки и непонимающим взглядом обвел окружающих.
— Ну вот, Добромил, — ласково пробурчал старик. — Что ж это ты затеял, что ж ты нас пугать надумал! Такой сильный парень! Почти взрослый!
— Любомысл… — узнавая старика, прошептал мальчик и, неожиданно для самого себя, разрыдался. — Так больно было! Так страшно… Так давило…
— Ничего, княжич! Ничего! — старик нежно гладил голову Добромила. — Все прошло! Все кончилось!.. Ты поплачь, княжич, поплачь! Вмиг полегчает! Уж я-то знаю! Дело известное! Любой тебе скажет! — и Любомысл бодро подмигнул мальчишке.
Долгих увещеваний Любомыслу не понадобилось. Детские невзгоды быстро забываются. Мальчик быстро успокоился, смахнул с глаз остатки слез и стал подниматься. Любомысл протянул руку, подставил плечо…
— Не надо, Любомысл! Я сам! — воскликнул княжич Добромил. — Сам встану!
Мальчику стало заметно лучше — он самостоятельно сел, отвергая помощь старика и здоровенного дружинника по имени Прозор.
— Ну, сам — так сам! — обрадовался Любомысл. Его воспитанник оживал на глазах, это замечательно! — Только резво не вскакивай — соизмеряй силу. После такого передела осторожность нужна. Не спеши! Поспешность ни к чему. Что там у вас? Все успели? — Любомысл обернулся к воинам. По мрачным лицам понял — дела плохи. Тихо спросил: — Кто?
Воины, над которыми только-что махала саваном близкая Смерть — Морана, молчали.
— Нет, не все, Любомысл, — отозвался молодой кудрявый парень по имени Борко. — Не все…
Старик обвел взглядом дружинников. Шестерых недосчитался.
Прозор поймал взгляд Любомысла, тихо сказал: — Рыбака нет. Ведени Водяного. Бедолага, когда эта жуть началась, в своей лодке рылся. Особую приправу искал для ухи. Я заметил — его первым скрутило, а потом и до нас дошло.
Снова нависло молчание. Люди пытались осознать неожиданную и такую глупую гибель друзей. Ведь смерть нелепа — если она не предрешена заранее. В голове не укладывалось — погибшие только что сидели рядом, делились едой, глотком крепкого хлебного вина. Разговаривали… перебрасывались незатейливыми шутками. Теперь друзей нет.
— Может, смогут выплыть? Как думаете? — терзался Борко. И с присущей ранней молодости самоуверенностью воскликнул: — Я бы наверно смог… Они ведь… Их ведь… Их ведь даже смерть не враз одолеет! — Борко отвернулся. Не хотел, чтоб видели его лицо с увлажнившимися глазами. Дружинника слезы не красят.
— Может и смогут. Никого не хорони, Борко! Не хорони, пока сам не снарядишь покойника к прародителям! Да не справишь по ушедшим достойную тризну! — прервал его высокий воин.
Плащ на нем иной, не такой как у остальных: более длинный, не доходивший до земли всего пару пядей. Густо-бардовый, с вышитой золотом застывшей в прыжке рысью. Он отличался от черных плащей воинов с серебряным шитьем на плечах. Этот дружинник предводитель отряда. Зовут его Велислав.
— Похожих случаев не счесть! — Голос предводителя поражал силой и твердостью. — И еще! Никто не видел их мертвыми! А раз так — надежда есть!
Уверенность Велислава возымела успех: поникшие дружинники воспрянули, Борко провел рукой по лицу, смахнул набежавшую слезу и повернулся. Напоследок, чуть слышно шмыгнув носом, постарался напустить на себя суровый вид. Княжеский дружинник не должен раскисать. Всё! Что было — то прошло.
Тем временем Велислав кратко распоряжался.
— Дружинники! Осмотрите лошадей! Им тоже перепало от этой мари. Все уходим в башню! Лошадей туда же. Все обсуждения потом!
Велислав оглядел дружинников, насторожился. Твердо на ногах стояло лишь несколько человек. Иных воинов шатало, их бил озноб. Плохо дело: хворые.
Велислав повернулся к здоровенному, выделявшимся ростом и статью воину.
— Прозор, друг! Помоги. Ты во тьме видеть горазд.