Гнилая топь

— Хорошо, что ноги спутаны, — рассуждал идущий следом Борко. Молодой дружинник не отставал от товарищей: в каждой руке сжимал аж по три уздечки. Старался, стыдно за ту нежданную слезу. — Набегались бы мы по лесу! Пока б всех собрали! Да и не поймать их — со свободными ногами-то! Быстры, ловкостью не возьмешь. И сухариками после такого вряд ли приманишь. В жизни не видел, чтоб кони так боялись. Даже от волков, да от беров у них и то испуга меньше. Будто мертвяки неприкаянные объезжали, да гнали — чем ни попадя не разбирая дороги! Сбились бедные коняшки в круг! Прижались друг к другу и стонут — будто хворают тяжко. Слышите — чуть не плачут.

Борко говорил, говорил… Не мог остановиться. На него нашло. Такое происходит с людьми после тяжкого испуга. Когда все позади, язык сам трещит без умолку. Велислав не раз такое видел. Ничего — это пройдет. Человек после передряги крепче становится. Губы Велислава тронула улыбка. Справный воин выйдет — быстро смятенье одолел.

— Верно, ведите их в башню, — ответил Велислав. — Внизу, на первом ярусе на всех места хватит. И им спокойнее, и нам. — Пояснил: — В конюшню не надо. Ну ее… Кажись от этой напасти никакой конюшенник не спасет.

У стен башни, сложенной из гранитных валунов, вот уже много лет была примощена основательная деревянная пристройка. Ее сработали из любезного для конского здоровья дуба. Сделали пристройку на совесть. Для каких целей ее ставили — непонятно, ведь рядом огромная башня. Но со временем пристройка превратилась в просторную конюшню. Внутри соорудили просторные стойла и клети в которых хранился запас отборного зерна и душистого сена. Снаружи пристройки, под навесом, находилась коновязь.

— Хорошо б им овса задать, быстрей успокоятся, — прогудел Прозор. Он уже распахнул высокие, укрепленные кованными железными полосами, башенные ворота. — Ведите их сюда. Сейчас огонь зажгу. Воды давать не будем. Вид у них — будто сто верст без передыха отмахали. Запалим — чего доброго, не сгубить бы.

Прозор, скрылся в проеме. Вскоре темный проем осветился, Перед башенными воротами заиграли блики света.

— Вводите! — вернулся Прозор. — Пойду в конюшню, гляну. Должен овес быть. С осени несколько подвод завозили. — Дружинник скользнул в конюшню.

Прозора редко видели унылым. Казалось, рослый воин не ведает усталости. Порой иные валятся с ног, а ему ничего — бодрый, общительный и дело делает, будто только что отдохнул. И никто не видел дружинника унылым. Прозор всегда храбрый, готовый ко всяким испытаниям прирожденный охотник и славный воин. Он, не задумываясь, бросился бы в самую опасную сечу, или вышел бы в одиночку — без оружия — против матерого бера. Никому не приходило на ум усомниться в его храбрости и силе даже в шутку во время хмельного застолья. Хотя, как и Велислав он уже перешагнул за тридцать годков, Прозор в душе остался доверчивым ребенком. За это его обожал княжеский наставник Любомысл. Он часто беззлобно подтрунивал над великаном. Прозор ему так же отвечал, но обиды друг на друга они не держали. Любомысл повидал немало стран, много узнал. Прозор с удовольствием слушал рассказы мудрого и острого на язык старика.

Вскоре Прозор вышел из широких дверей конюшни. На каждом его плечо лежали по два объемистых мешка. Скорым шагом дружинник направился в башню, по пути оглашая окрестности зычным голосом:

— Есть овес! Я точно знал — в первой клети свален! Там еще мешки есть, лежат в дальнем углу, у бочек. Ай, да что я! Вы ж все равно во тьме не видите! Кто-нибудь свет в конюшне запалите! Помогайте братцы — кто еще не сомлел. Вижу, плохо вам. Да надо перетаскать: пусть под рукой будет. Хорошо б еще сена.

— Сбрую и седла прихватите! — крикнул Велислав. — Не до сена! Его потом заберем. Упряжь в первую очередь — мало ли что будет!

Раздался тихий стук о землю. Потом, еще раз. И еще…

— Э-э! Да что с вами, ребята? — Велислав увидел, что три дружинника бессильно лежали на белесой, покрытой ночным туманом земле. Присел над ними.

— Плохо?!

— Знаешь, Велислав, — прохрипел один из дружинников, остававшихся у башни сторожить коней и только что бодро выводивший их из леса. — Когда у вас на отмели невесть что началось — нам тут тоже досталось. Костер сразу погас — будто и не горел. Смрад от него пошел, не передать. Потом вроде бы как женский смех… а может детский. Над нами захлопали крылья, похо…

Дружинник не договорил. Его тряхнуло, тело выгнулось дугой. Дружинника забила дрожь. На губах появилась пена; глаза закатились и подернулись мутью. Дружинник на мгновение потерял сознание. Придя в себя, он забыв, что хотел сказать, опять хрипло зашептал: — Ох… Велислав, и неприятный то был смех! Нас тошнить начало. Потом отпустило — мы к вам бросились… пока коней собирали — вроде ничего было. А сейчас…

Воин, лежащий рядом, стучал зубами, из носа текла кровь.

— Плохо… — прошептал он, и зашелся в кашле. — Ты уж не взыщи с нас, Велислав. Голова кружится.

— Так! — воскликнул Велислав. Повысил голос: — Ребята, кто хвор — быстро наверх. Кто здоров — им на помощь! Не мешкайте! Болезнь на ногах не одолеешь!