Он оторвал полосу от рубахи и обвязал вокруг ее головы, чтобы она давила на рану. Ее волосы нелепо торчали во все стороны.
― Ей определенно нужно в больницу, ― пробормотал он, то ли себе, то ли стоящему рядом Байрону, ― у нее идет кровь, и она давно не ела, только посмотри на нее ― одному богу известно, что это был за припадок. Похоже на судороги когда человек съедает стрихнин, но, по крайней мере, сейчас это прошло, очевидно…
― Айкмэн, ― сказал Байрон, нетвердо стоящий поблизости, ― это были не судороги.
― Черт, ты, должно быть, не видел этого! Я врач, но тут
― Это была, ― слабо, но отчетливо сказал Байрон, ― попытка самоубийства. Она узнала, что это существо, Полидори, желает ее смерти, и попыталась выполнить его пожелание. Хорошо, что ты ее как следует связал ― иначе мы бултыхались бы сейчас где-нибудь в море, пытаясь ее поймать.
Кроуфорд осторожно опустил голову Джозефины. ― …Ох. Он медленно выпрямился, безмолвно признательный холодному ветру, проникающему в его слипшиеся от пота волосы. ― Возможно, так оно и… Полагаю, ты прав. Так и было.
Байрон качнулся вперед, затем быстро шагнул, пытаясь сохранить равновесие, и поспешно сел на землю. ―
Еле волоча ноги, Кроуфорд подобрался к нему, сел рядом и обреченно поднял руку Байрона и приложил пальцы к бледному запястью. Пульс был быстрым и нитевидным, кожа была горячей. Характерная лихорадка недавно укушенной вампиром жертвы уже началась, наложившись на жар, который был у Байрона до этого.
Кроуфорд опустил руку и безвольно откинулся назад, осознавая это непреодолимое обстоятельство, что раз и навсегда изменило весь вечер и сделало все их усилия и героизм бессмысленными.
― Ты теперь физически не сможешь
«Все напрасно, ― подумал он. ― Моя изувеченная рука, разбитая голова Джозефины».
Байрон снова прижал руку к горлу и покачал головой. ― Мне жаль. Я почти не сомневаюсь, что умру, если сейчас попытаюсь это сделать. Он скользнул взглядом по распростертой фигуре Джозефины и вздохнул. Затем снова посмотрел на Кроуфорда, и вся прикипевшая к нему бравада покинула его взгляд. ― Но давай проверим эту догадку.
Кроуфорд обескуражено взглянул на него, немного стыдясь теперь своих недавних подозрений, но все еще рассерженный. ― Нет. Благодарю, но нет. Он пытался думать. ― Может, я мог бы проделать все это без тебя, ― сказал он, осознавая еще до того как произнес, что это неправда.
― Нет, ничего не выйдет. Ты не знаешь… даже близко, того, что нужно знать о глазе и Грайях. Во-первых, глаз обычно не способен перескакивать ― в 1818 он прыгал из-за Шелли, который был там, когда Грайи проснулись, но обычно он остается у одной из колонн. Есть определенные заклинания, которые
Мгновенье спустя Кроуфорд неохотно кивнул. Он знал, что Байрон был прав.
На языке у Кроуфорда вертелось какое-то слово, что-то сухое словно юридический термин, но для него приобретшее физический смысл, что-то вселяющее отвращение… вкус железа и уксуса.
Затем он ухватил его. ― Доверенность, ― сказал он голосом, в котором надежда мешалась с отвращением.
― Доверенность?
― Ты сможешь присутствовать там ― достаточно, чтобы меня направлять, и привлекать внимание Лорда Грэя, а затем избавиться от него ― и, тем не менее, быть здесь. Что там с твоей шеей, кровоточит?
― Спасибо доктор, состояние устойчиво. В голос Барона вновь просочилась его давняя раздражительность. ― Разве тебе не полагается знать о всяких там повязках?
― Еще мгновение и я ее наложу. Но прежде, дай мне твою банку с чесноком.
Байрон извлек банку и протянул ему, и Кроуфорд открыл ее, зачерпнул пальцами как можно больше чесночного крошева и бросил его на мостовую. Затем он приставил банку к шее Байрона. ― Мне только нужно немного твоей крови.