Гном. Трилогия

Обошлось. Чуть минерализованная, но и для питья, и для полива годится вполне. И, главное, линза громадная, воды полным-полно и хватит на долгие годы. Когда немцы начали строиться, выселки, казалось бы, резонно было бы обозвать «Берлином», но с чьей-то легкой руки к ним приклеилось прозвание «Мюнхен». И вовсе уж непонятно, почему только чуть погодя все чаще в обиходе начало звучать название «Мухин». Так он и остался «Мухиным», под этим названием его и зарегистрировали несколько лет спустя.

Селились широко, скорее, по-русски, а вот с домами не заморачивались. Домостроительный комбинат «Восток» вырос в колоссальное объединение со множеством филиалов. Он обеспечивал потребности всего востока страны, в значительной мере обеспечивал потребности СРК и вывозил продукцию на экспорт. После катастрофического землетрясения в Фукуи шесть с половиной тысяч комплектов на двухквартирные коттеджи было отправлено в пострадавшие районы бесплатно, в качестве бескорыстной помощи. Со временем он, понятно, начал выпускать широкую номенклатуру изделий, но специализация на одноэтажное строительство все-таки сохранилась. Сохранил свое ключевое место в руководстве и Сун Ю, так что о качестве комплектов не стоит даже и говорить: в домах можно было жить, пока не надоест. Это бесконечно ускоряло и упрощало стройку, но, разумеется, дела и забот все равно было через край. Дарья Степановна со своим немцем работали на диво слаженно и эффективно, как будто бы дополняя друг друга, но было и еще одно существенное обстоятельство. По вечерам приходил помощник, который один стоил, пожалуй, трех-четырех. Приходил, Мама Даша ставила перед ним миску щей, он молча ел, так же безмолвно съедал солидную, на двоих, порцию каши или картошки на сале, выпивал с литр квасу, сидел минут десять и переходил к делу. Работали при ослепительном свете калильного фонаря вдвоем с Эшенбахом, а женщина принималась за хозяйство. Когда Николай Васильевич Панков, дотемна и до предела занятый на своей МТС, в этот период своей жизни спал, — непонятно.

Вот и в самый первый день пребывания Анфисы в отпуске он тоже пришел.

— А это, Кольша, дочка моя, Анфиса Афанасьевна, так что будьте знакомы.

От него не укрылось, что слова эти Мама Даша произнесла с едва заметной чопорностью, а, сказав, — поджала губы. Скорее всего, — безотчетно. По всему, отношения между матерью и дочкой не были вполне безоблачными, но это его никак не касалось.

— Николай, — услыхала она до предела сдержанный, мягкий, даже, наверное, ласковый рык очень, очень матерого медведя, — будем, значит, знакомы. Очень, значится, приятно…

Он стоял, возвышаясь над нею на целую голову, как башня, но это ничего не значило, видала она мужиков и повыше на ногах. Важнее, что стоял он слишком близко, и от него исходило ощущение мощи, как от нового трактора «КС-500», когда он спокойно стоит себе, едва слышно клокоча дизелем на пол-мегаватта. Как от танка «Махайрод», который ей однажды довелось видеть в Чите, в одной из немногих в ее шоферской карьере дальних поездок. Рядом с таким человеком ощущаешь, что твоя сила просто не имеет значения, а он стоял, смотрел на нее благожелательно… и без всякого интереса!!!

… Представив себе, только на секунду вообразив, как выглядит, как смотрится со стороны, она содрогнулась от омерзения. Захотелось зажмуриться, а потом, наверное, взвыть: это ж надо так попасть! Нашла момент рядиться смиренницей, идиотка!!! В тряпки, которые уже и потом-то не пахнут, а какой-то затхлостью, будто в прабабкином сундуке. Которые добрый человек и на чучело-то постыдится надеть!!!

Но Фиса теперь была другая. Фиса теперь была большая и умная. Взрослая. Никто со стороны и не заметил мгновенно пронесшегося, сокрушительного шквала. Пластмассовая полу-улыбка на бескровных губах.

— Анфиса. И мне приятно…

Ночью кипятила воду, — помыть под утро голову. Утром как следует поела, — аппетитик, казалось, очнулся вместе с ней, — и отобрала у матери платок, чтоб был, хотя бы, более-менее, взамен своему старушечьему. Следом в небытие канула черно-серая юбка до полу: мол-де неудобно по дому хлопотать. На его место надела еще девчачий сарафан, некогда пошитый матерью, который, по нынешней худобе ее, пришелся почти в пору.

— Фи-ис, — с сомнением глянув, с сомнением проговорила мать, — а не коротко?

Действительно… Чуть того. Ну, значит, так тому и быть. Может, оно и к лучшему.

— Сойдет. В городе сейчас еще короче носят. Чуть ниже колена.