Гномий Клинок

— Скоты! Вы сотворили зло — и счастливы, что оно живёт, питаясь болью других. — землянин рвался в цепях, покрывая их тонкой плёнкой крови.

— Наш бог пока не может есть самостоятельно. Но он растёт, и учится — у него ещё всё впереди. А пока — у него всегда будут верные слуги, готовые поделиться с ним людской болью. Прими это — и будь одним из нас! — Верховный иерарх величественно протянул руки в сторону хранителя.

— Никогда! — Элан плюнул в сторону ненавистной рожи кровью из прокушенной губы. — Уж лучше быть жертвой, чем палачом!

— Ты привыкнешь к виду страданий, и научишься получать от них удовольствие. Усильте пытку — Кавншуг может проголодаться.

Новый крик, крик юности, полной жизни и страсти, но вынужденной медленно умирать, разнёсся над двором — и хранитель забился с новой силой, чувствуя, как гнев туманит глаза, поддёргивая окружающее фиолетовой дымкой. Гнев! Всесильный, всесокрушающий, он входил в его тело, наполняя его какой-то новой, незнакомой силой, заставляя кипеть каждую каплю в крови. Рвать! Уничтожать тех, кто осмелился встать на пути великого, кто противится воле пришедшего… Элан, весь покрытый фиолетовой дымкой, рвался в оковах — и звенья цепей толщиной в руку гнулись, не выдерживая напора, а кровь, выступая из-под лопнувшей кожи, пузырилась на металле, прожигая его насквозь.

Разом побледневшие монахи растерянно смотрели на чугунную плиту, которая шаталась под напором тщедушного парнишки, а Кради`о`Лост и другие верховные иерархи торопливо шептали слова заклинаний, направив в сторону хранителя свои посохи. Но всё было напрасно. Оковы лопались одна за другой под напором покрытого туманом мальчишки, и как во сне монахи наблюдали, как разрывается одна цепь, другая… Казалось, фигура растёт, заполняя телом фиолетовую дымку… И тут Кради`о`Лост не выдержал и, тонко взвизгнув, подскочил к нечего не видящему от гнева Элану и с размаха опустил ему на голову свой массивный посох. Тонкая голова запрокинулась и фиолетовая дымка исчезла — однако ещё долго монахи перешёптывались, глядя на погнутые звенья толстых цепей…

Голова раскалывалась, заставляя вспоминать все самые страшные попойки в своей недолгой жизни. Их, правда, было немного — да и на что пить, если с деньгами всегда проблемы? Разве что соседи по лестничной клетке не забывали приглашать тщедушного паренька на праздники — скорее всего, из жалости… Однако эта головная боль давала фору всем остальным.

— Что со мной?

— Лежи, не дёргайся. Просто небольшая шишка, ничего страшного. — Чьи-то осторожные руки положили на лоб тряпку, смоченную чем-то прохладным. — Как ты?

— Где я? — Землянин открыл глаза — но увидел лишь низкий потолок камеры. — Блин, а мне показалось, что это только сон. Как хотелось бы оказаться дома…

— Дома? — Встревоженные лица магов наклонились ниже. — Разве у триединого есть дом?

— Во всяком случае, у меня — есть. — Элан окончательно открыл глаза и вспомнил всё, что случилось вчера. — Чёрт! Эль`заг! Что с ним?

Пожилой маг вздохнул — и отвёл глаза.

— Его забрали сразу после тебя. Он едва успел сбросить излишки энергии, что бы не выдать нашего секрета. Обычно если сюда не возвращаются в течении трёх часов — то не возвращаются никогда. Ты знаешь, что с ним сделали?

Хранитель почувствовал, как слёзы стекают по его щекам, пощипывая кожу. Они всегда были непослушными, выдавая чувства своего хозяина в самый неподходящий момент.

— Он… Он не выдал нашего секрета. И мы его больше не увидим. Никогда.

Все вокруг вздохнули и опустили головы…

— Но… Это не враги! — Грея уже час лежала на небольшом уступе, наблюдая за жизнью маленькой деревушки раконцев, скрытой высоко в горах.

— Сколько таких деревушек мы прошли? Пять? Десять? И там так же играли детишки, и заботливые матери криком не разрешали им отходить далеко от дома, и седовласые старцы так же мирно сидели на завалинке, разговаривая о самых обычных вещах — погоде, урожае, ценах на устрицы, скорых свадьбах и прочих важных дя них новостях. Где тут кровавые повстанцы, своим видом пугающие целый народ?

— Подожди, Великая. — Ракх-инти опасливо прикоснулся к руке драконессы, призывая к терпению. — Обычно их выводят на закате.

— Я подожду, однако если это какие-то политические игры, о жрец народа Вар-Раконо, коготь клана бьющих прямо, то я прямо тебе скажу: я их не перевариваю — зато легко могу переварить тех, кто пытается действовать мной, как марионеткой, хитростью заставляя меня….

— Великая… Смотри.