Гномон

Свидетель будет смотреть ему через плечо, опознавать известные произведения, и останутся только книги-призраки, если они есть.

Донован отдает честь и щелкает по терминалу, чтобы проверить работу усилителя.

– Я вас вижу, – отвечает в общем канале Свидетель.

Нейт щелкает языком и качает головой: это само собой разумеется.

– Выполняйте.

Она поворачивается и жестом подзывает Баскина, затем поднимается на второй этаж. В таких старых домах спальни всегда на втором этаже, личные комнаты там же. Первый этаж – для всех, а секреты – на втором. По традиции, во всяком случае, хотя на самом деле не всегда так. Баскин трогает ее за рукав:

– Давайте лучше я пойду первым.

Почему бы нет, если он так хочет?

По лестнице они взбираются с ее скоростью, потом Нейт переходит из комнаты в комнату. Баскин всегда вежливо, но твердо входит первым, чтобы принять огонь на себя. Маленькая комната для гостей, туалет, затем – спальня Дианы Хантер; Нейт сразу ее узнает; не потому, что уже видела, а потому, что эта – точно ее, с лучшим видом и явным ощущением главы дома. Если кухня – сердце любого жилища, то здесь вызревает самоопределение, в этом просторном помещении под высоким потолком, среди элегантных пропорций. Но никаких улик. Одежда, да. Картины, разумеется. Пристойная масляная живопись с глубоким блеском. Личность Дианы – культура и размышления. Но никаких бумаг и безумных надписей на стенах. Никакого тайного плана по уничтожению мира. На полке – одинокая мягкая игрушка, пожеванная каким-то терьером. Воспоминание, но Нейт не может его легко отследить или интерпретировать.

Она выходит обратно на площадку, выглядывает из окна, смотрит на соседний дом. Это не слишком помогает.

Баскин ведет ее на третий этаж. Детская библиотека – новая работа для Донована, еще одна ванная и, наконец, еще одна гостевая комната.

Нейт слышит, как Баскин удовлетворенно хмыкает, и быстро подходит к нему. Свидетель предупредил бы о возникновении угрозы. Так… что же это значит?

Комната приятная, хотя и выглядит немного дешевой. Наверное, она предназначалась для слуг во времена, когда дом строился. Украшена в стиле той же эпохи: слегка приторные растительные узоры. На мраморной каминной полке – горшок с ароматической смесью, стойкий запах аниса.

Содержимое двух бокалов у моих ног вдруг взметнулось в воздух.

На миг воспоминание будто сбывается, а не просто встает перед внутренним взором: она чувствует запах Аддис-Абебы, ощущает жару и диван под руками.

Нет. Лондон. Сейчас.

Нейт смотрит снова и видит, что привлекло внимание Баскина: одинокий деревянный стул, современный и простой; стоит так, чтобы сидя смотреть в окно. Он явно не из этого дома, не соотносится с вещами, которые выбирала Диана Хантер. Это голое функциональное решение. Кровать отодвинули в сторону, чтобы приспособить пространство для новой цели.

Инспектор садится на стул и смотрит в окно. Перед ней раскинулся Лондон – спиралями и прямыми чертами; призрачно-белый свет фонарей отражается от низких туч. А в прорехах между ними – бесконечная чернота всего того, что уже не является этим миром. Стекло отделяет ее от крайностей: костистое лицо с запавшими глазами и одежда, как на похороны.

Оно сказало бы Нейт, кто здесь сидел, но она и сама знает.

* * *

– Мьеликки! Ты дома?

Нейт открывает глаза в замешательстве. Она ведь в доме Дианы Хантер, но это ее спальня. Она помнит, как закрыла глаза, сидя на стуле Лённрота. Она что, прямо там и уснула? Нет. Конечно, нет. Она все сделала, обыскала комнату и ничего не нашла, только одежду Дианы Хантер в шкафу. Потом пошла к Доновану разбирать книги и занималась этим до десяти утра. Она смутно помнит бурую дымку по краям поля зрения и как приказала Баскину вызвать себе такси. Она, должно быть, уже почти спала, когда попала домой. И даже не разделась.

– Мьеликки?

Голос сбивает ее с толку. Он звучит из нескольких мест одновременно. Из терминала. Из настольного компьютера. От входной двери. Из переговорного устройства.

– Мьеликки, это Пиппа. Пиппа Кин. Я проходила мимо и решила заглянуть. Ты в порядке?

Пиппа Кин из Директората по соцобеспечению. Она стоит под дверью и ломится во все ее устройства одновременно. Инспектор морщится, но на самом деле не злится. Очень похоже на Кин – слегка передавить, даже уместно, наверное. Она ведь должна следить, чтобы никто не свихнулся на работе. У нее есть ключи от всех дверей.

– Да, – говорит Нейт. – Я спала. Погоди.

Она встает. Почему-то это происходит одновременно медленно и поспешно.

– Здравствуй, Пиппа.

Кин обнимает ее с точно отмеренной теплотой, затем отступает на шаг:

– С тобой правда все хорошо?

– Да, правда.

И сама понимает: да, все хорошо.

Кин ухмыляется. Высокая, худая, с вытянутым лицом. Инспектору она кажется дюжей: энергичной в том типичном для английской глубинки духе, который одновременно восхищает и раздражает.