Гномон

– Да. Но на этот раз ты слегка эмоциональна. По отношению к голосованию тоже.

Она улыбается, подтрунивает.

Мьеликки Нейт думает о человеке с собакой. Такой эмоциональной вовлеченности ей не хватает. Нужно позвонить ему, когда все закончится. Или раньше. Они как раз входят в размытое окно, где такое возможно, а потом будет слишком поздно и слишком далеко от случайной встречи у дома Дианы Хантер.

Она проводит ладонями по лицу, чувствуя внезапную усталость:

– Это плохо?

Кин качает головой:

– Нет, Мьеликки. Вовсе нет. Этого я от тебя и ожидала бы в таких обстоятельствах, и хороший урок тем, кто хотел бы, чтобы ты немного расслабилась при исполнении. – Она поднимает палец, будто подытоживает. – К числу которых я, кстати, принадлежу.

– Я знаю.

– Хочешь, я дам отвод от дела?

Этот вопрос прозвучал вполне естественно. Никакого обвинения в голосе, ни намека на то, как Кин советует отвечать. Просто вопрос.

Инспектор почти ответила «нет», без раздумий. А потом задумалась: может, ей этого хочется? Возьмет отгул, выбросит из головы этот бардак. Пусть он станет проблемой для кого-то другого.

– Нет, – наконец говорит она, и Кин снова кивает в ответ на ее взвешенный ответ и прячет ручку.

– Так, теперь мы можем несколько часов говорить о слишком узкой сфере самореализации, что, как мне кажется, будет непродуктивно, или ты можешь выйти на улицу и поиграть с другими детьми как-нибудь на этой неделе, притвориться, что тебе весело, чтобы мне не пришлось сюда возвращаться и силком тащить тебя в какой-нибудь бар, где много людей с высокими показателями личной совместимости с тобой.

– Нет такого бара, – отвечает Нейт, потому что знает это как факт.

Кин таращит на нее глаза, но лишь наполовину в шутку:

– Есть, если я говорю, что есть.

Да. Если Кин это рекомендует и Система сочтет данную рекомендацию эффективной, это может произойти хоть завтра. Нейт наверняка сквозь землю провалится от стыда. Если, конечно, подход не сработает. Она думает, блеф ли это? Может, заставить Кин вскрыться? Потом отказывается от этой затеи. Но и про нарождающийся контакт с Джонатаном Джонсом тоже не скажет. Кин наверняка знает, что он есть, но получила совет не упоминать о нем: пусть все идет своим чередом, в державном темпе.

– Ладно, – соглашается Нейт. – Я буду веселиться.

– И пойдешь в город.

– Пойду.

– В злачный бар?

– Да.

– Сегодня же вечером?

– У меня встреча сегодня вечером.

Кин наверняка знает об этом. И знает, что никаких дел вечером у Нейт нет, и завтра утром, так что она сможет отоспаться, если ночь выдастся бурной. Кин это кажется идеальным исходом. Работник службы соцобеспечения Свидетеля и без имплантированного устройства отлично читает ее мысли.

Нейт размышляет. Если скажет прямо, отступить не получится. Кин проверит. Она набирает полную грудь воздуха:

– Да!

Кин радостно щелкает языком, будто пробка выскочила из бутылки.

– Ага! Хорошо. Здесь моя работа закончена. Работайте, инспектор Нейт.

Кин прощается и уходит, а инспектор думает, огорчится Кин, если она внезапно умрет, или только удивится.

Тревожный звоночек, который просыпается у нее в голове через двадцать минут, – по сути, эхо паранойи Дианы Хантер. Но все равно Нейт не может избавиться от мысли – беспокойной и в той же степени абсурдной, – что визит Пиппы Кин создает бумажный след глубокой официальной обеспокоенности, который может впоследствии пригодиться, чтобы заменить ее или дискредитировать.

* * *

– Не длина важна, – говорит Табмен, – а качество. Верно?

На шее у него висит марлевая маска, так что он похож на врача. Нейт не смеется, он вздыхает и ворчит что-то про «молодежь». Он где-то лет на десять старше ее.

Свидетель справедливо заключает, что она запрашивает разницу в возрасте между ними, и ответ появляется в углу ее поля обзора: девять лет и четыре месяца.

– Нейропластический синдром ложного тела, – сообщает Табмен.

– Я не знаю, что это значит.

– Ну, желание почесать яйца. Нейропластический синдром ложного тела. Может еще время от времени проявляться неловкость. Плохой почерк, все такое, – пожимает плечами Табмен. – Такое происходит, когда слишком долго бываешь не собой. Проприоцепция все портит. А тут трое не-тебя, как я понимаю, да еще жертва. Так?

– Четверо.

– Да твою ж медь.

Руки взлетают к небу: почему же вы мне приносите поломанные вещи? Нейт все равно не понимает. Тогда он фыркает:

– Твой мозг физически реагирует на происходящее. Приспосабливается к новым потокам данных. Обычно такого не происходит, потому что требуется много дней. И, честно говоря, у людей столько просто не хранится тут. – Он постукивает себя пальцем по виску. – Знаешь, что самое страшное в моей работе? Я вижу, какие маленькие выходят файлы. Живая личность должна быть огромной и сверкающей. А по большей части – влезает в баночку от йогурта. Пара светлячков кружатся друг с другом, и всё. Иногда можно получить, ну, зеркальный шар с дискотеки. Редко, но можно. А потом смотришь на людей на улице и думаешь: ты вообще настоящий? Баночка от йогурта или целая лампочка? А потом задаешься тем же вопросом о себе.

Нейт отгораживается от него ладонью: