Гномон

– Успокойтесь, мальчики. Ладно. Что-то, что ты знаешь, и что-то, что у тебя есть. Это два фактора. Ясно? Но этого мало. В штуцер встроен биометрический сканер. Чаще всего используют отпечатки пальцев или сканирование сетчатки, иногда даже проверяют форму ушной раковины, но есть свои сложности. Если их взломать – ура, у тебя есть конкретное число-ключ. Ну, и такая защита провоцирует уродливые формы насилия. Мы испытываем анализ микробиального облака. Сенсор в штуцере выстроен по модели, взятой из обонятельных клеток собак, что звучит глуповато. – О да. Для детей силикона биология экстравагантна. – В общем, у всех есть своя флора, биомасса на коже. Точность опознания – 96 %, то есть не идеальная, зато очень трудно подделать. Для полного доступа мы поставили предиктивную систему нейромоделирования.

– Что это?

Колсон покачал головой:

– Самая жуткая штука в мире.

– Машина задает тебе набор случайных вопросов, – объяснила Энни, – и сравнивает ответы с собственной моделью твоей личности. Она не предсказывает ответ, но определяет, похож он на ответ, который ты мог бы дать, или нет. Со временем машина способна заметить, что ты изменился как личность. Поэтому Колсон ее ненавидит.

– Это вторжение в личную зону, – проворчал Колсон. – В теории машина может решить, что ты эмоционально неустойчив, и доложить твоему начальнику. Если твое поведение будет сильно отличаться от прежнего, она не допустит тебя к твоим же файлам. Тут превышение полномочий само напрашивается, Энни, и ты об этом отлично знаешь. Парни, клепающие браслеты для алкоголиков, могут использовать ее, чтобы сказать: мол, ты сейчас сорвешься. А сволочи из комиссии по условным срокам будут просто в восторге. Если твой коннектом [21] станет слишком похож на тот, который у тебя был, когда ты наделал дел, отправляйся в тюрьму! Рано или поздно кто-нибудь скажет, что машина может вычислить предателей и нарушителей режима секретности прежде, чем они решат что-нибудь сделать. Например, ты работаешь на нефтяную компанию и увидел результаты утечки нефти. Тогда система не допустит тебя к данным, потому что ты проявляешь мало корпоративности и лояльности. Допуск по степени личной преданности получается.

Энни взглянула на меня:

– Колсон считает, что мир в шаге от того, чтобы откатиться к долиберальным правительствам. Весь двадцатый век – псу под хвост.

– Так и есть, – твердо заявил Колсон.

– Даже если и так…

– Допуск по личной преданности. Это автоматизация слияния религии государства с корпоративной властью в виде информации.

– Мы такую возможность отключим на программном уровне.

– А кто-то включит ее обратно.

– Не смогут.

– Но попытаются.

– Поэтому мы ее и не продали, – сказала Энни уже с некоторым раздражением, а потом снова обратилась ко мне: – Пять требований. Будто ингредиенты бросаешь в котел для заклятия. Важный предмет, твое имя, тайное слово и твое тело. И в конечном счете коннектом – твоя душа.

– Твое сознание, – проворчал Колсон.

– Магия, – напомнила ему Энни. – В любом случае, когда ты попользуешься системой некоторое время, она узнает тебя достаточно для ПСНМ. Это значит, что никто не увидит твою работу, прежде чем ты сам не будешь готов ее показать; никто не получит наше ПО, кроме тех, кому мы хотим его предоставить. Я просто хочу, чтобы ты разобрался в этом настолько, чтобы понимать, почему это важно.

– ПСНМ, – сказал я. – Магия. Все понятно.

– И это тоже плохо, – угрюмо проворчал Колсон. – Ужасная аббревиатура. Песенем. Песнем. Песси Нем. Ерунда. Нужна другая.

– А мне нравится Песси Нем. Отличный слоган получится: «Кто такая Песси Нем?»

– Жуть какая-то, – возмутился Колсон.