Гносеология права на жизнь

Еще в XIX в. во Франции высказывалось предложение выдавать молодым людям свидетельство о праве вступать в брак, в котором бы после медицинской проверки ставилась отметка «bon pour le mariage» – «годен для брака»[422]. Тем самым мог быть предусмотрен отказ в регистрации брака по медицинским показаниям. Указом Петра I для дворян обязательным условием вступления в брак было изучение математики[423]. Это установление имело две цели: заставить дворянство обучаться «заморским» наукам, а также создать условия для воспроизводства потомства более высокого интеллектуального уровня. В СССР такая идея, хотя и не находила официального закрепления, была достаточно популярна. В. Чередниченко в 1989 г. обосновал это следующим образом: «Считается: если юноша и девушка любят друг друга и решаются на брак, негуманно им запрещать. Пусть так, но и рожать детей при отрицательной рекомендации иммунологов, специалистов по генной наследственности вряд ли гуманно. Ибо что получается на практике? Молодые люди вполне законным способом плодят на свет калек, которые, если они только в своем уме, живут, весь свой век неимоверно мучаясь, страдая и проклиная родителей. А те зачастую с легким сердцем избавляются от своего чада, передавая его в руки государства… Думаю, что пришло время рядом с таким понятием, как “любовь”, вспоминать другое – ДОЛГ»[424]. В коллективной работе «Право и защита семьи государством» указывалось на приоритет демографической политики – нацеленность не столько на рост численности населения, сколько на его качество. Приводился пример из болгарского права, предусматривающего обязательность предоставления при заключении брака медицинского свидетельства. Установлен список заболеваний, которые медицинские учреждения должны учитывать при выдаче документа. Если существует угроза для здоровья только супруга (не потомства), брак возможен, но с согласия информированного об этом препятствии другого супруга[425]. Проблема видится в соотношении публичного и частного в регулировании семейных отношений. Следует согласиться с мнением А. М. Нечаевой: «Беспрепятственное осуществление личных брачно-семейных прав гражданина либо лица, стремящегося приобрести тот или иной брачно-семейный статус, выходит за рамки интересов отдельной личности»[426]. Это утверждение не подвергается сомнению. Все дело в том, где та черта, за которой личное усмотрение должно подчиняться общественному усмотрению. Когда в столь интимной сфере государство должно отказаться от принципа неприкосновенности частной жизни, вмешаться во внутренние дела семьи и определить ту или иную публичную модель поведения? Установление границы определит степень демократичности общества и государства.

Аналогичная точка зрения была высказана и в современной российской юридической науке: в частности, М. И. Ковалевым было предложено установить законодательный запрет на вступление в брак между генетически несовместимыми людьми, при этом ввести возможность заведения генетического паспорта: «Представляется, что в области генетики наследственное право, или точнее право на наследственность, является в большей мере публичным, чем частным. Преходящие, субъективные интересы, личные причуды, необузданность либо бесхарактерность, равно как и беспечность разных людей, не могут быть положены в основу концептуального решения вопроса о генетической наследственности как неограниченном индивидуальном праве родителей в отношении будущего потомства. Человечество заинтересовано в сохранении и улучшении своего генофонда и должно иметь для этого в своем распоряжении достаточные правовые средства»[427].

В 1999 г. журнал «Законность» обозначил дискуссию, выпустив в свет статью М. Селезнева «Правовые аспекты генетической гигиены»[428]. Сложившаяся демографическая ситуация, по мнению автора, оправдывает ряд мер: запрет на вступление в брак между генетически несовместимыми людьми, стерилизацию асоциального элемента, формирование информационных банков генетических паспортов граждан – «Конечно, каждый появившийся на свет человек имеет право на жизнь и нормальное существование. Но насколько неограниченной свободой он должен обладать? Ведь тот, кто нездоров и ущербен физически и духовно, не имеет права увековечивать свое страдание в своих детях. Там, где чувство ответственности перед обществом отсутствует, государство обязано должным образом вмешиваться в это мнимое “право” личности»[429]. Действительно, нельзя не согласиться с автором, что наследственность определяет линию поведения человека. Пожалуй, самым «железобетонным» основанием позиции М. Селезнева станет родословная семьи Джефа Юга, родившегося в конце XVIII в. в штате Нью-Йорк. Джеф Юг вел распутный образ жизни, имел множество детей от разных женщин, зачатых в большинстве случаев в пьяном виде. До настоящего времени собраны подробные сведения о 709 потомках. Из них:

– 106 бродяг;

– 181 проститутка;

– 142 нищих;

– 64 родились и никогда не покидали дом призрения;

– 376 преступников;

– 37 убийц[430].