Гностики, катары, масоны, или Запретная вера

«Мы заявляем и утверждаем., что любовь не может распространять свои права на двух женатых людей. Ведь настоящие влюбленные предоставляют все друг другу обоюдно и свободно, их не понуждают к тому никакие мотивы необходимости, тогда как муж и жена связаны своим долгом подчинять свои воли друг другу и ни в чем друг другу не отказывать.

Да пребудет это судебное решение, вынесенное с великой осторожностью и после совета со многими другими дамами, для вас неизменной и неколебимой истиной».

Эрменгарда, виконтесса Нарбоннская, высказала следующее мнение: «Чувства, существующие у женатой пары, и подлинная любовь, разделяемая любовниками, по своей природе совершенно отличны друг от друга, и источники их коренятся в совершенно разных движениях [души]».

Итак, мы знаем две вещи о куртуазной любви: женщины заложили ее установления, и она не имела ничего общего с браком. По сути, она исключала брак. Третье условие — столь же важное: любовники не должны были иметь сексуальных отношений.

Нельзя сказать, что куртуазная любовь была всегда совершенно свободна от чувственности. В своей классической форме она подразумевала постепенное нарастание интимности, начинавшейся со взгляда, затем следовал переход к беседе с возлюбленной, потом касание ее руки, затем поцелуй. В конце она могла дойти до assais, или «испытания», которое нельзя было назвать вполне целомудренным. Влюбленный мог видеть свою даму обнаженной, обнимать ее и ласкать — такой контакт мог привести к оргазму обоих партнеров. Но настоящее проникновение не допускалось. (Вне всякого сомнения, это правило нарушалось не раз, как это вообще зачастую бывает с правилами.)

Хотя эти факты и вызывают некоторое смущение, они помещают данный любопытный феномен в более резкий фокус. Обязательства между партнерами были сердечного свойства: они определялись свободным образом, а не были результатом контракта, навязанного обществом. Поскольку половые отношения запрещались, эта любовь не могла дать рождение детям. Следовательно, она не угрожала сущностному базису классического брака, строящемуся на следующих принципах: пара обеспечивает стабильный домашний очаг (во всех смыслах этого слова) для своего потомства, женщине гарантируется определенная поддержка со стороны ее мужа, а муж уверен в том, что дети — его собственные. Наконец, в отличие от брака, в котором в Средние века муж главенствовал, в куртуазной любви мужчина по отношению к la dame de ses pensées — «даме своих помыслов» — выступал смиренным просителем. Одно из наставлений трактата четырнадцатого века о куртуазной любви, «De arte amandi» («Об искусстве любви»), увещевает мужчин-любовников: «Всегда относитесь внимательно ко всем повелениям дам».

Но разве может куртуазная любовь быть как-то связана с «мрачными катарами, чьи аскетические установления заставляли их избегать всяческих контактов с противоположным полом», как их определил де Ружмон? Прежде всего куртуазная любовь — это прямая противоположность сексуальной жизни, дозволяемой католической церковью, которая мирилась с сексом лишь как средством произведения на свет потомства (отсюда ее запреты на аборты и контроль за рождаемостью). Как замечает Фредерик Шпигельберг, «католическому подходу, заключающемуся в том, что секс допустим, если существует шанс произведения на свет потомства, — в противном же случае он не допускаем — был противопоставлен прямо противоположный подход манихейских пророков, заявлявших, что секс допустим лишь в том случае, если будут приняты меры по предотвращению возможности появления на свет потомства».

Возможно, у добрых людей было еще что-то на уме. Поэзия трубадуров изобилует восхвалениями «Дамы», чья мучительная недоступность порождает любовное томление и страсть, обретающие самые разнообразные художественные формы. Иногда благоговение балансирует на грани кощунственного. «Одной лишь ею я спасусь!» — восклицает Гильом де Пуатье, первый среди трубадуров. В других стихах поэт обещает хранить тайну Дамы, как если бы речь шла о чем-то связанном с религиозной верой. Стихи трубадуров проникнуты замечательной двусмысленностью в вопросе о природе этой Дамы — является ли она женщиной из плоти и крови, которой поклялся в верности ее обожатель, или же она представляет собой нечто высшее.