Я в ужасе отшатнулась. В лаборатории никого не было. Только женщина смотрела на меня из зеркала. Не хватало мне еще галлюцинаций! И я поспешила покинуть это место. Морозный вечер помог мне вернуться в себя. Именно так: вернуться в себя. Но откуда? Откуда я вернулась? И куда? По дороге домой я купила яблоки и бутылку вина. Мне хотелось что-то отпраздновать в своей жизни. Возвращение? Вот уже и мой дом. Каблуки моих сапог твердо ступали по заснеженному асфальту. «Гололед такая гадость, неизбежная зимой. Осторожно, моя радость, говорю себе самой»,- тихо напевала я себе. И это было странно. Почему я слышу себя? Я должна слышать других, но невозможно слышать себя! Я – не другая! Я – это я. Почему же нас двое? Я и другой Я. Нет, надо гнать от себя эти навязчивые мысли! И вот опять! Как можно гнать от себя свои мысли? Кто от кого их гонит? Прочь, прочь от меня, глупые мысли! Так начинается шизофрения.
«И кто кому сейчас ставит диагноз?» – спросил внутри меня вкрадчивый голос. Действительно, как можно своим сознанием ставить диагноз собственному сознанию? Разве это уже не шизофрения? От этих дум у меня голова закружилась. Не хочу больше думать! Вообще – не хочу! Терпеть не люблю, как острит мой муж.
Он был дома. Смотрел какую-то вечернюю передачу.
- Телевизор заработал? - спросила я.
- После прихода одного грубияна и наглеца,- мрачно ответил он.
Что-то забытое воскресло в моей памяти. А что есть память, как не результаты внутреннего диалога Я - с другим Я? Разве память – это не начало безумия? Могла бы раздвоиться личность, если бы у нее не было памяти? Нет. Но была бы личность личностью, если бы у нее не было памяти? Нет. Кем вообще была бы личность, если бы у нее не было памяти? Я еще раз взглянула на своего мужа и поняла, что он мне не муж. Мой муж – Я! Час назад Я превратилось в собственную жену. Да сколько же нас тут? Имя нам – легион. Мы – не женщины и не мужчины. Мы – Оно!
- Что-нибудь случилось? Ты – здорова?- спросил муж.
Но ведь он мне не муж! Он – телемастер в кожаной кепке с портфелем. Этот портфель два часа назад Я видело в моей лаборатории. Кажется, те двое забыли его, и он сейчас лежит у меня на работе, как улика неведомого преступления. Но это Я не могло знать, что мое Я все знает, и старалось вести себя так, как Я вело себя, когда было его Я. И я сделала вид, что ничего не произошло, и держалась так, как держалась раньше она. Кто она? Ведь это я! Случилось что-то невообразимое, И об этом никому нельзя рассказать. Только самому себе. Я опустилось на стул.
- Да что с тобой?
- Ничего. Сейчас пройдет.
Неужели это правда? Пусть это будет сон. Я хочу проснуться. Но кем?
Платон стал говорить об отпуске, об отдыхе. Мы собирались на море. Я поняла, что мы уже ничего не скажем друг другу, похоронив тайну на дне своей памяти, и это обоюдное лицемерие свяжет нас накрепко. Бедные мои дети! Только они пока еще остались собою в этом невыносимом мире. Накрыв им ужин, я ушла в другую комнату и села за бумаги, стремясь погрузиться в работу и не думать о происшедшем. Что из всего этого выйдет – я не представляла. Чуть позже заглянул он и сказал:
- А я принципиально не беру документы домой. Служба – на службе, а дом создан для семьи.
- Ты прав,- проговорила я, продолжая заниматься своим делом.
Тем, кто давно участвует в совместном брачном преступлении, вовсе не обязательно слушать друг друга. Достаточно соблюдать приличия и не созывать злых духов домашнего очага, всех этих ларов и лемуров, охраняющих наших мертвецов. Поняв, что я не внемлю его намекам, Платон ушел. Я зримо представляла, как он медлительно, с недовольством опять садится к телевизору. Каждое его движение я могла угадать заранее. Он был мне противен, как заигранная мелодия.
Спать мы легли в обычное время. Дверь в нашу спальню плотно затворилась, и мы остались наедине со своей нечистой совестью, - одной на двоих, как и наша супружеская кровать. Немного покряхтев, он заговорил:
- Этот человек, телемастер, очень мне не понравился. Я с ним даже поругался, удивив Ахилла своей горячностью. Со мной, ты ведь знаешь, это редко бывает. Но это очень неприятный человек. Безграмотен, ленив, но самоуверен и требователен.
- Откуда ты знаешь?- скучно спросила я.
Он на мгновение задумался.
- Да он сам признался. Я давно, оказывается, с ним знаком.
«Лжешь!- захотелось вскричать мне.- Ты сам такой. Я же насквозь тебя вижу!»
- То ли он уже приходил к нам, то ли я его где-то встречал, - невозмутимо лгал этот человек, - не помню. Но могу судить достоверно. Ему за тридцать, разведенный, окончил техникум, но в радиотехнике понимает не больше, чем я. Кстати, теперь я буду сам чинить наш телевизор. Это не сложно.