«Гнуснейшие из гнусных». Записки адъютанта генерала Андерса

Вот и проверочный пункт. Здесь задерживали каждый автобус, и местные власти (то есть милиция) его «перетряхивали», внимательно оглядывая пассажиров. Каждого, кто казался подозрительным, задерживали. Так произошло и в этот раз. Когда в автобус вошли милиционеры, наши сердца забились учащенно. Мы старались не смотреть друг на друга. Каких-то двух задержали и забрали, нас же не тронули, хотя мы только чудом не показались им подозрительными. После проверки автобус двинулся дальше в сторону Кут. Не доезжая трех километров до города, мы сошли и, разделившись по двое, направились в город — я с инженером Богдановичем впереди, а шагах в двухстах за нами полковник Раковский с подхорунжим Бончковским. Когда мы подходили к предместью, около нас стали крутиться несколько подростков. Мы поняли, что попали под наблюдение, а между тем в нашем распоряжении оставалось совсем немного времени. Встретиться с проводником, с которым мы заранее условились еще в Коломые и который обещал провести нас известным только ему путем, я мог лишь после захода солнца.

Около Кут нас задержала милиция, состоявшая тогда главным образом из украинских юношей в гражданской одежде с красными повязками на левом рукаве и с винтовками. Нас отвели в отделение, помещавшееся в одном из домов у рынка. На первом этаже в дежурной комнате на лавках около стен сидели милиционеры, выглядевшие так же, как и те, что нас задержали: в руках винтовки, некоторые даже с примкнутыми штыками. За столом на лавке сидел старшина милиции — человек пожилого возраста, рядом — его помощник, лет двадцати с небольшим, а с другой стороны, кажется, лейтенант Красной Армии. Мы встали перед ними. Старшина, хорошо владевший польским языком, спросил нас, кто мы. Я ответил, что я студент, а Богданович инженер. Предъявили свои паспорта. Документы у нас были в порядке. Затем старшина спросил, зачем мы сюда приехали. Мы отвечали, что решили торговать коврами, а Куты славятся их производством. Поэтому мы приехали сюда, чтобы закупить партию ковров для Львова. Нашим ответом очень заинтересовался помощник начальника, родители которого, как выяснилось позже, имели в Кутах большой магазин ковров. Он расспрашивал нас, знаем ли мы, где их искать, а затем дал нам адреса нескольких магазинов, после чего мы уже без всяких трудностей получили разрешение на двухдневное пребывание в Кутах.

Во время нашего допроса в отделение привели также полковника Раковского и подхорунжего Бончковского. Как оказалось, каждого нездешнего, появившегося в городе, задерживали и отводили в милицию. Мы сделали вид, что не знакомы. По выражению лица и поведению полковника я сделал вывод, что он «кончился»: весь трясся, как студень, и было видно, что полностью капитулировал. Покинув отделение милиции с пропусками, разрешавшими свободно пребывать в городе, мы решили подождать двух остальных наших спутников, которых начали допрашивать после нас. Долго прохаживались по рыночной улице взад и вперед, наблюдая, появятся ли они. После примерно сорока минут бесплодного ожидания мы сочли за благо уйти, резонно полагая, что их, вероятно, задержали.

С обоими задержанными тогда моими товарищами по путешествию я встретился много лет спустя уже совершенно в иных условиях [23].

Между тем мы пошли в гостиницу, сняли номер и спросили, где можно было бы перекусить. Хозяин гостиницы был человеком сметливым и с хитрецой: когда разговаривал с нами, глаза его бегали во все стороны. Он посмотрел наши пропуска, дал нам комнату и записал наши фамилии в книгу. При этом слегка улыбался, кивал головой, но, хотя лицо у него было хитрое, чувствовалось, что человек он неплохой. Какая-то нить симпатии протянулась между нами.

Мы умылись и снова отправились в город. Пошли в ресторан, поужинали. Я надеялся, что полковнику как-нибудь удастся освободиться. Посматривал на улицу. Выйдя из ресторана, мы еще долго прогуливались, но все напрасно. Наконец подошло условленное время встречи с проводником. Я пошел к месту встречи. Было уже совсем темно. Проводник ждал и хотел нас сразу же вести. Нужно было выбраться за город, подняться в горы и лесом дойти до реки Прут, являвшейся границей. Все это казалось делом простым. Проводник знал дорогу прекрасно и заверял, что она совершенно безопасна. Советовал идти немедленно. Конечно же, следовало идти сейчас, но я подумал, что было бы непорядочно с моей стороны уйти, ничего не узнав достоверно о судьбе полковника и его товарища. Может быть, их сегодня или завтра рано утром отпустят, а если мы их оставим, они вряд ли сумеют сами пройти через границу, особенно полковник. Я вспомнил, как он говаривал: «Я дал бы отрезать себе ногу, только бы вырваться отсюда, только бы бежать!» И решил, что останусь. Проводник стал меня упрекать — наверное, подумал, что я струсил, но когда я ему заплатил условленную сумму, несмотря на то, что мы не воспользовались его помощью, он утихомирился. Однако прийти на следующую ночь отказался.

Нет так нет. Ничего не поделаешь.