«Гнуснейшие из гнусных». Записки адъютанта генерала Андерса

В Триесте мы заночевали, а на следующий день через Венецию, Северные Апеннины и Итальянскую Ривьеру доехали до французской границы, откуда послали в Париж телеграмму о своем прибытии. Утром пришел ответ, из которого явствовало, что Верховный Главнокомандующий находится в Лондоне, но приказал мне явиться прямо в Париж.

Мы двинулись в дальнейший путь через Марсель и вечером того же дня приехали в Париж.

Первая цель моего путешествия была осуществлена.

В Париже остановились в маленьком чистеньком отеле на бульваре Осман. На следующий день рано утром, отдохнувший после утомительной и полной впечатлений поездки, я вышел в город с намерением отыскать местопребывание наших властей. Правительство и верховное командование располагались тогда в красивом отеле «Регина», который находится почти в сердце Парижа, рядом с Лувром и площадью Согласия, невдалеке от Вандомской колонны. Перед самым отелем стоял небольшой памятник Жанне д'Арк. В гостинице я спросил, где находится начальник штаба Верховного командования полковник Кендзер. И был поражен, увидев те самые, так хорошо знакомые мне физиономии генералов и офицеров периода досентябрьской Польши, весь этот санационный антураж. Было видно, что и здесь санация хорошо себя чувствовала.

Приема у начальника штаба пришлось ожидать довольно долго. Как оказалось, они и здесь никогда не имели времени. Я с любопытством разглядывал окружающих, прислушивался к разговорам и частично принимал в них участие. Вскоре банальный разговор перешел в оживленный общий обмен мыслями и взглядами о Польше и о сентябрьской кампании. Хотя сентябрьская катастрофа была еще свежа в памяти, я мог заметить, что понимание ее причин уже отчетливо вырисовывалось как в сознании тогдашнего правительства, так и у людей из польского общества, не боявшихся мыслить самостоятельно.

От дискуссии отвлек меня адъютант начальника штаба, проводивший меня в кабинет своего шефа. За столом сидел небольшого роста симпатичный, еще не старый полковник. Я представился ему. Он указал мне на кресло. Мы сели, и полковник засыпал меня вопросами, касающимися положения в Польше. После часовой беседы он предложил мне написать подробный рапорт. Предупредил, что я буду докладывать верховному главнокомандующему, когда тот вернется из Лондона, и министру по делам Польши генералу Соснковскому. Точной даты не назначил, но высказал предположение, что это произойдет дня через два-три. На прощанье расспросил, как я устроился, не нужно ли мне чего и т. д. Дал мне ряд указаний и товарищеских советов.

В ожидании приема у Верховного Главнокомандующего я часами бродил по Парижу. Почти ежедневно заглядывал в министерство по военным делам, где работал Сикорский, хотел по возможности ближе познакомиться с его окружением. Постепенно все больше узнавал людей как из правительства и главного штаба, так и из непосредственного окружения Сикорского. Внимательно присматривался к их работе. Рапорт был написан уже давно, и я почти неделю имел возможность всесторонне наблюдать за происходящим вокруг.

Велико было мое удивление, когда во время беседы с начальником 2-го отдела штаба подполковником Тадеушем Василевским я увидел на его столе свой дословно переписанный рапорт, подписанный им и адресованный министру Соснковскому. Видимо, я, как поручик, был слишком маленьким человеком, чтобы подписывать свой собственный рапорт.

С возмущением приходилось наблюдать, как наша эмиграция уже в первые месяцы после разгрома проявляла былую строптивость. Я вновь видел увивающихся около государственной кормушки людей из числа тех, кто безнадежно скомпрометировал себя во время сентябрьских событий, кто бесспорно был повинен в одном из позорнейших поражений в нашей истории.

Это был верный признак того, что наши лидеры опять не отвечают уровню стоящих перед ними задач, которые требовалось решать на каждом шагу и без проволочек, чтобы спасти Польшу и ее будущее.

Так, изучая людей и их взаимоотношения в новых условиях, я дождался наконец аудиенции у генерала Соснковского, которая была назначена на 1 декабря.

С Соснковским я раньше не был знаком. В Польше его не видел и как-то никогда с ним не соприкасался. Знал кое-что о нем лишь понаслышке и из прессы.