ма... Па-па..." "Ариночка, красавица наша, ну мы же знаем, что ты можешь, ну не
будь упрямой девочкой и скажи ма-ма... па-па", - я улыбаюсь и качаю головой. "Но
ты можешь это сказать?",- я киваю. Мама говорит папе: "Арине уже два года, а
Сева начал говорить еще в шесть месяцев", "Не волнуйся, любимая, наша
красавица обязательно скоро заговорит, и так заговорит, что ты устанешь от ее
болтовни"
Я сижу в машине, пристегнутая к детскому креслу... Рядом со мной сидит
женщина... няня Лора... Мама еще раз смотрит на меня, целует и закрывает дверь
машины. Няня Лора рассказывает мне сказку про Гадкого утенка... я ее хорошо
знаю, но мне она очень нравится, и поэтому я внимательно ее слушаю... Дядя, который ведет машину, говорит: "Все Сева, можешь вылезти...", "Повторяю в
последний раз, для Вас я - Всеволод, ясно?" "Да"... Сева перелазит ко мне и садится
рядом. Няня Лора говорит: "Жан, хозяева будут недовольны. Почему Вы
разрешили мальчику тайком отправиться с нами в машине?"... ей отвечает Сева:
"Не твое дело, дура. Жан, делай, что тебе велено". Сева достает что-то из кармана...
я чувствую боль, хнычу... и засыпаю.
Мои дальнейшие воспоминания прерывает мамин, наполненный отчаяния и боли, вскрик:
-Нет-нет-нет... только не это... только не Сева... Ариночка, как же я виновата...
Никита мягко уговаривает:
-Мама, не смей винить себя, слышишь? Здесь нет твоей вины.
-Но он же был семилетним ребенком...
-Он был семилетним ребенком с интеллектом, которому бы позавидовал любой
взрослый человек.
-Все равно, здесь не хватает какого-то звена. Если бы все был спланировано и
каким-то образом претворено в жизнь Севой, то расчеты показали бы опасность, грозящую Арине через модель ее няни и водителя. Сева же не был на тот момент
Родичем.
-Значит, Сергей был прав...
Я перевожу взгляд на папу и вижу ничего не выражающее лицо. У него
спокойное ровное дыхание. Он встречает мой взгляд и просит:
-Ариночка, что было дальше?
Окончание этого фрагмента уже находится у меня в голове, поэтому я
продолжаю озвучивать свои воспоминания, не закрывая глаз. При этом стараюсь не
выдать голосом всю ту боль, которую они причиняют мне на самом деле:
-Я проснулась в незнакомой комнате. Рядом сидит одетая во все черное женщина.
Она тихо говорит: "Наша Мария проснулась, или хочет еще поспать?"... я пугаюсь
и плачу...меня никто не утешает, никто ко мне не приходит, чтобы меня
успокоить...
Папа подбегает ко мне... подхватывает меня на руки... и я выплакиваю ему в
плечо всю боль отчаяния, страха и одиночества той двухлетней девочки, которая
привыкла жить в заботе и любви, которая не могла понять, что плохого она
сделала, за что ее все бросили, и в чем ее вина, за которую ее выкинули из
привычного ей мира...
Папа убаюкивает меня, и я постепенно успокаиваюсь, но не из-за того, что мне
стало легче, а из-за того, что в какой-то момент я осознала, что он тяжело страдает
вместе со мной, считывая все мои эмоции.
-Папа, мне уже лучше, спасибо.
Я поднимаю к нему заплаканное лицо, и он тихо говорит:
-Папа... Мира, а я всегда говорил, что первым Ариночкиным словом будет "папа", помнишь?
Я поворачиваю голову и вижу, как мама пытается улыбнуться, сквозь слезы, такой слабой попытке моего отца приободрить и отвлечь ее:
-Конечно, Сережа, помню. Я все помню. Арина?
-Да, мама.
Теперь она улыбается по-настоящему, а не тем жалким подобием улыбки:
-По ряду причин мы жили тогда во Франции. Позволь мне объяснить тебе
события того дня, - и продолжает уже без эмоций,- Мы всегда ездили эскортом. В
тот день он состоял из четырех машин. Первая и последняя -охрана, во второй - ты
с водителем и няней... и, как выяснилось, с братом, а в третьей - водитель, папа и я
с Никитой. Сначала мы должны были отвезти Никиту к самолету - он вылетал в тот
день к своему отцу, и уже оттуда был запланирован наш выезд на организованное
Родичами мероприятие. Ты ехала в отдельной машине, потому что Никита только
оправился после ангины - это был его первый день без температуры, и мы боялись, что он все еще может заразить тебя, находясь с тобой в одном тесном
пространстве. Я же села с ним, потому что он уезжал на три дня, и мне хотелось
продлить время, проведенное вместе с ним перед его отъездом. А папа... папа
всегда и везде со мной. Вот так и получилось, что ты ехала в тот день отдельно от
нас со своей няней. Мы подъехали к тому участку дороги, который длинным
серпантином выходил на трассу... После четвертого поворота, когда мы вновь
могли видеть машину, в которой ты ехала... Машина с тобой взорвалась на наших
глазах... Арина, я плохо помню все то, что происходило после этого. Я была не в
себе несколько дней. Если бы не Сергей и дети, не знаю, удалось бы мне пережить
твою утрату, или нет. Я даже не помню день твоих похорон...
Папа усаживает меня на диван, присаживается у наших с мамой ног и
продолжает:
-Были найдены останки женщины, мужчины и девочки... Мне и в голову не могло
прийти, чтобы отдать то, что от тебя осталось, для экспертизы... От тебя и так
практически ничего не осталось... Мы не дали этому делу официальный ход. Я, в