Никола рассказал, как помог вытащить телегу из снега.
— Вот бы мне с ним тогда оказаться, вмиг бы снежок его телегу сам и вынес из сугроба, — всплеснул руками хозяин.
— Ты что ль снег умеешь заговаривать? — удивился Никола, вспоминая идеально ровные дорожки во дворе.
— Угадал! — кивнул Волька. — Всё надеялся Серёгу обучить! А у него один ветер в голове.
— Если б то от человека зависело, — вздохнул Никола.
— А ты, чего? Тоже что ль о себе ничего не ведаешь? Не разглядел ещё?
— Не разглядел, как ни старался. Оттого-то меня сюда и занесло.
Так рассказал Никола, куда и зачем путь держит.
— Думаешь, кто-то сможет ответить тебе про тебя лучше, чем ты сам?
— А ты всех по себе не равняй, — вмешалась Дарья. — У каждого свой путь. Тебе твой дар сам открылся, ты его звать не звал, а он тут как тут. А кому-то совет нужен.
— Как ни крути, а в путь я уже вышел, назад дороги нет.
— Это тоже верно, — согласился Волька. — Раз уж пошёл — иди до конца. Я, кстати, до рассвета ещё в Амбарное выезжаю, сыр Дашкин на ярмарку повезу. Нам с тобой по пути, коли встанешь пораньше, вместе поедем.
— Чего ж не встать, — обрадовался Никола, — вместе-то веселее.
— Тогда отдыхай, путник, и мы пойдём.
— А что же вы на ночь дом не запираете? — поинтересовался Никола.
— Нужды нет, — пожал плечами Волька, — видал, какой у нас стражник во дворе стоит? Некого нам зимними ночами бояться.
— Я-то прошёл, — возразил Никола.
— Значит, хороший ты человек, — хмыкнул Волька, — дурного он бы не пустил. Добрых снов.
— Добрых снов.
Улёгся Никола на печку, сак под голову подложил и лишь сейчас понял, как сильно устал.
Только моргнул, а тут уж Дарья горшками загремела к завтраку. Накормила пшённой кашей, свежим хлебом с маслом и сыром, проводила в дорогу.
Рассвет Никола с Волькой встретили в дороге. Травили байки, смеялись, болтали о родных местах. Погода была безветренной, а, может, просто лес густыми соснами охранял путников от холодных порывов. Оно и хорошо, да только и солнце проникало сквозь этот заслон лишь изредка. Так, за разговорами, и не заметили друзья, как сумерки окутали лес синеватым тулупом. Да только сразу зябко стало да уныло, как свету поубавилось. А тут ещё и лошадка зафыркала, заозиралась.
— Устала, видать. Пру, — притормозил Волька. — Давай-ка ноги разомнём, пока Снежинка передохнёт.
— Разумно ли в потёмках останавливаться? — спросил Никола, сам всё же спускаясь с телеги. — Ну-ну, милая.
Он погладил лошадку по белой шее. Почуял её напряжение.
— Это не усталость, она напугана! Поедем-ка отсюда.
Никола рванул к телеге, опёрся руками, чтобы запрыгнуть, да не успел.
— У-ух! — заорал Волька под ржание лошади.
Никола так и повис на телеге.
— А ну пошёл! — Волька схватил ружьё, нацелил вперёд.
Лошадь плясала, неумолимо ржала. За вздыбленной гривой её сверкнули две жёлтые точки, обрисовался оскал. Никола рухнул в снег, соскочил, схватился за сак.
— Не стреляй! — крикнул он Вольке, шаря руками в вещах.
Где же, где? Ага, вот! Холодная гладкая — сейчас мы тебя. В два прыжка обошёл лошадь и чуть не утонул в этих злобных горящих огоньках. Опомнился и как дунет на фитиль Захаровой свечки. И охотник в момент сделался жертвой. Волк дёрнулся, отскочил назад. Пламя жарким дыханием отогнало зверя назад. Взгляд его погас, страх и отчаяние проявились на месте потухших злобных огоньков. Лошадь всё приплясывала и фыркала.
Не гася огня, вставил Никола свечу в сугроб. Волк попятился. Никола выудил из сака остатки солонины и два мясных пирожка.
— Вот тебе, — он осторожно обошёл огонь, положил еду на снег, — Забирай и иди своей дорогой, понял? Нечего добрых путников пугать.
Волк смотрел сурово, с осторожностью. Никола отступил назад, поднял свечу и, пятясь, вернулся к лошади.
— Не бойся, — шепнул ей, запрыгнул в телегу. — Но!
Волк остался позади, а Волька так и не выпустил ружья из рук.
— Складно ты поёшь, — процедил он спустя время. — Во даёшь!
Оставшуюся дорогу ехали молча, только всё прислушивались. Волька нет-нет да и хватался за ружьё, а Никола погонял лошадку. Так и добрались к ночи до деревни Лукошко, там и заночевали у добрых людей — Вольке тут не впервой останавливаться.
Поутру встали до рассвета да разошлись в разные стороны: Волька до Амбарного поехал, Никола в Сусеки пошёл.
— Коль ничего тебя не задержит, до темноты на месте будешь, — пояснил Волька на прощание. — Будь здоров, друг!
Так и случилось. До деревни Никола дошёл к сумеркам. Дым окутывал улицы, стелился на снежные крыши. Деревня была не в пример больше Еловой — дома обступали лес и уходили в его гущу далеко, куда глаз не доставал.
Детишки резвились в сугробах, закидывали друг друга снежками, визжали и смеялись. Мужик возле крайнего дома разбрасывал снег.
— Здравствуй, хозяин, — поприветствовал Никола.
— Добро, путник, — выдохнул мужик облачко пара. — Ты к нам али насквозь?
— К вам, — кивнул Никола.
— Ага, на цирк, значит, поглазеть? Да, нынче у нас весело.
— Да не! Про цирк я и не слыхал, мне б с ткачихой здешней повидаться.
— Ах, вона чё, — прищурился местный. — Заказов, поди, много у ней под праздник-то. Быстро не управится.