— Нет, не просто вопрос. Это было почти оскорбление. Что со мной случилось? Моя мать умерла, помнишь? Вот что случилось.
Мадлен едва не заплакала и поняла, что время молчаливого принятия прошло. Она всегда оберегала Питера от своих желаний и разочарований, говорила себе, что он не виноват в том, что она его любит, или что его слишком влечет к церкви. А теперь ей было все равно, кто виноват.
Питер выглядел ошеломленным, но это лишь еще сильнее вывело Мадлен из себя. Она ощутила кипящие эмоции, которые так долго ждали возможности вырваться наружу, попыталась сделать глубокий вдох, но ее дыхание пресеклось.
— Знаешь, Питер, у тебя никогда не находилось для меня времени. Так что не делай вид, что ты остаешься моим близким другом, которого тревожит моя жизнь. Я не знаю, почему я так долго в это верила, почему надеялась, что ты испытываешь ко мне нечто вроде любви. Ты неспособен на это, поскольку не любишь себя самого. Посмотри на себя! Ты работаешь до изнеможения ради потерянных душ, но ты сам потерялся в большей степени, чем любой из них. Ты полагаешь, что делаешь «Божью работу», но разве Бог велит человеку лишить себя радости и повернуться спиной к любви? — Теперь по ее щекам катились слезы. — Знаешь, ведь ты поступил именно так — повернулся спиной к моей любви. Так что теперь ты знаешь, как я себя чувствую и что со мной случилось.
Она повернулась и, не оборачиваясь, пошла прочь. Мадлен знала, что Питер стоит у двери и смотрит, как она, рыдая, торопливо уходит по ухоженной лужайке. Она могла представить себе выражение его лица — недоверие, возможно, тревогу. Он подумает, что Мадлен одолело горе, что все это не имеет к нему никакого отношения. Ей было все равно.
Она успела успокоиться, когда подошла к кафе Евы. На тротуаре стоял Тинтин и курил. Он даже не взглянул в ее сторону.
Внутри было тепло и пахло свежей выпечкой, Ева стояла за кофейным автоматом, над которым поднимался пар. Три или четыре столика были заняты, и Ева в зеленом тюрбане и блестящих розовых тенях выглядела особенно свирепой.
Мадлен немного постояла возле стойки, дожидаясь, когда на нее обратят внимание, а потом решила сесть за столик — пусть Ева подойдет, чтобы ее обслужить. Она видела, как зеленый тюрбан дважды исчезал за пластиковой занавеской, а потом появлялся вновь. Мадлен постаралась взять себя в руки и думать о чем угодно, кроме смерти и несчастной любви. Она пыталась вспомнить, кто она такая, не чувствуя обжигающей боли в сердце.
Наконец, когда посетители, сидевшие за одним из столиков, удалились, а двое других получили заказанный кофе, Ева подошла к Мадлен.
— Предлагаю гуляш, — сказала она.
Мадлен кивнула.
— У тебя тушь размазалась, — сказала Ева, показывая морщинистым пальцем на место у себя под глазом.
Она вытащила салфетку из подставки, протянула ее Мадлен, повернулась и ушла.
Только после того, как освободился еще один стол, Ева подошла к Мадлен с огромной миской густой овощной похлебки с помидорами и ломтем свежего хлеба.
— Здесь много специй, — сказала Ева. — Как раз то, что тебе нужно.
Затем она стремительно вышла на улицу через входную дверь.
Мадлен ела гуляш и смотрела, как Тинтин, опустив голову, слушает упреки Евы. Но как только она повернулась к нему спиной, чтобы вернуться в кафе, он закурил новую сигарету и занял прежнее место, откуда продолжал смотреть в дальний конец улицы.
Закончив есть, Мадлен вытащила из сумки листок с рунами и подошла к стойке. Ева вытирала чашки и ставила их на кофейный автомат, свирепо поглядывая через окно на Тинтина.
— Хочешь кофе? — спросила она, не отводя глаз от лентяя Тинтина.
— Да. Спасибо. Я уже была здесь раньше…
— Я помню. Ты преподаешь историю.
Мадлен кивнула.
— Я хочу кое-что вам показать и кое о чем спросить…
— Хмм, — пробормотала Ева, все еще глядя на свою жертву.
Мадлен положила листок на стойку, а Ева наконец отвела глаза от Тинтина и посмотрела на руны. Выражение ее лица не изменилось, но она перестала вытирать чашки и отложила полотенце в сторону.
— Ты меня проверяешь? — через некоторое время спросила Ева. Казалось, ситуация ее забавляет.
— Ни в коем случае. Я надеялась, что вы поможете мне это перевести.
Ева рассмеялась, продолжая смотреть на листок.
— Руны венедов, — сказала она. — Довольно просто, но только тогда, если знаешь. Похоже на жизнь. Нужно знать.
Мадлен не совсем поняла, что Ева имеет в виду, но не стала спрашивать, поскольку руки Евы с сильно проступающими венами и фальшивыми розовыми ногтями принялись за работу, переписывая руны в другом порядке.
— Все просто, — сказала Ева. — Чтобы помешать чужакам понять их письмо, венеды записывали руны в обратном порядке, вот и все!
Она положила карандаш и подтолкнула листок к Мадлен. При этом она так близко наклонилась к ней, что Мадлен увидела следы розовых теней на веках.