Гоблин. Подземелье

Тело Кайры, Тарка и Тали валялись мертвые, истекая кровью. В их телах были огромные дыры, через которые было видно черный песок арены. Маэль упал на пол и впервые гоблиненок увидел друга полностью потерянным, не понимающим, что происходит и что ему делать. Он дышал часто-часто, как выброшенная на берег рыба.

Но ничего не закончилось.

Оцепенение спало с арены, с бойцов, с народа на трибунах, с дроу бегущих к ней, и с сотни фигур в черных балахонах. После короткой заминки они как взбесившиеся рванули к нему.

Быстрее! Ко мне!

Зур’дах схватился за копье и принял боевую стойку. Вот только не понадобилось. Не добежав до него шагов тридцать, они выстрелили направленными лучами тьмы прямо в него. Лучи словно живые огибали других бойцов и устремлялись именно к гоблиненку.

— Вот дерьмо! — попытался отпрыгнуть в сторону Зур’дах. Не вышло. Один за другим, куски тьмы прилипали к нему, вернее…к Прожоре, который укрывал его тело.

Свои…части частей…части целого…

Прозвучавший в голове голос Прожоры менялся от слова к слову, становясь глубже, осознаннее. В нем прорезалось что-то древнее и могущественное.

Плюх!

Очередной луч вошел в Прожору, не нанося вреда. Это не было больно. Наоборот.

Плюх! Плюх! Плюх!

С каждым лучом тьмы Прожора раздувался всё сильнее, его тьма уплотнялась, а в сознании появились возникшие будто из ниоткуда воспоминания и мысли. Зур’дах ощущал как каждый луч внес частичку сознания. Всего одну мысль. Один приказ. Одну волю. И эта мысль-воля-приказ сливалась с Прожорой.

Время внутри Зур’дах снова замедлилось, сердце билось часто-часто, копье сжималось в руке. Маэль поднялся и, застыв, смотрел на Кайру с Тарком.

Сознание Прожоры трансформировалось, превращаясь в сгусток, слепок древней воли, которая вобрала в себя Прожору, которая выстроилась вокруг него и поглотила. Кроме того, каждое воспоминание Зур’даха, всё, что он знал, видел, умел — всё в момент стало частью сознание нового Прожоры. И это произошло быстрее, чем ошеломленный Маэль успел подхватить выпавшее из рук копье, вспомнив, что ничего еще не закончено. Другие группы никуда не делись, и они пойдут убивать их.

Я — часть целого. Я — самостоятельная часть. Я — Чернопрядец. МЫ — чернопрядец.

Паук каждую мысль озвучивал именно Зур’даху.

Малый — равен великому. Великий — равен Малому.

Большой в опасности. Малый должен спастись.

Гибель большого — не равна гибели малого. Гибель Малого — не равно гибели Большого. Гибель обоих — гибель целого.

Ты понимаешь?

Не уверен…

Тогда паук начала сопровождать слова короткими образами.

То, что раньше было Прожорой, — небольшим сознанием, с простыми мыслями и желаниями, — теперь было черной бездной с древним существом внутри, которое смотрело на него, прошивая взглядом насквозь.

Я — МЫ — ЧЕРНОПРЯДЕЦ. Часть великого. Мы должны спастись в этой форме.

В тот же миг ему передался образ мертвого существа, всё еще источающего огромное количество тьмы — существа, к которому присосались Восемь дроу, которые не давали ему восстановиться, а внутри него сидел Паразит — Праматерь, которая отнимала его силу, неуклонно ослабляя. Столетие за столетием. Она пожирала его Кровь и его Тьму.

Миг — и этот образ сменил другой.

Тысячи и тысячи осколков тьмы, частиц Чернопрядца, ни одна из которых не могла обрести достаточного уровня самосознания. Кроме одной. Той самой, которую привязал к себе Зур’дах — Прожора. Именно он и дал толчок к тому, чтобы эта частица стала чем-то большим, чем сгустком живой тьмы.

А потом Чернопрядец заговорил:

Тебя хотели убить. Этим лучом. И ты это знаешь. Я видел твои воспоминания, твои жизни.

Да. — согласился гоблиненок. Паук подтвердил лишь то, что Зур’дах и сам знал.

Ты все еще опасности. Если ничего не сделать — тебя убьют.

А ты? Тебя тоже убьют?

И меня убьют. Тут вообще скоро всех убьют.