Гоблинские сказки (СИ)

Машина неслась, подпрыгивая и проваливаясь во все дорожные ямы, громко оря своей сиреной и разгоняя толпы жаждущей зрелищ толпы. Трещали автоматные очереди и бухали одиночные выстрелы, гудели водопроводные трубы, сталкиваясь с бейсбольными битами, гремели взрывы, и надо всем этим плотной пеленой повис немудрящий мат. Город был охвачен войной банд — дрались везде. Сегодня поистине настал конец света, потому что все банды разом вышли на арену действий и решили окончательно выяснить отношения.

— Ну что, чмошник, говорить будешь, или в несознанку уйдёшь? — гневно сверля Героя мрачными глазами, спрашивал оперативник, сидя на столе и закуривая сигарету. На углу стола уже стояла полная пепельница, была также переполнена и мусорная корзина, и горшок с засохшим растением. Кругом громоздились кучи пепла и окурков, а этот всё курил и курил, тем самым давая понять, как тяжелы будни защитника правопорядка.

— Поймите, — горячо отвечал культурный герой-любовник. — Я просто шёл мимо!

— Чем подтвердишь? — увлечённо стряхивая пепел ему на белые брюки, спрашивал опер.

— Ты что, не видишь?! — рассердился Грандиевский, с обалдением наблюдая эту сцену свыше и не имея никакой иной возможности повлиять на ход событий — рукоятки и рычажки вертелись вхолостую. — Он же в белой тройке, а не в кожане! Ты на его причёску посмотри! Это же герой-любовник, а не уголовник!

— Тебя тут только не хватало! — огрызнулся оперативник. — У меня, между прочим, доказательства имеются насчёт причастности этого подонка!

Не успел Грандиевский возмутиться, как в помещение ввели известную личность — соседа сверху.

— Тебе известен этот тип? — небрежно указал на Героя опер.

— Конечно! — заржал мерзавец. — Мы ж на его машине ездим!

Улики были неопровержимы, и Героя законопатили в камеру предварительного следствия вместе с его соседом сверху, который и там продолжал нагло куражиться и выступать, то и дело адресуя свои реплики куда-то в потолок. И был у него один слушатель, который за всем наблюдал сверху — это был сам Грандиевский. Только сказать Маусу про все художества разнузданного персонажа было нечего, потому что он с неприятным изумлением узнал в неадекватном соседе сверху, в этом наглом выродке одно из множества животных, о похождениях которых некогда и сам писал, поскольку тема уголовщины одна из самых востребованных в отечественной литературе. За это издательства платили бабки, как и за нескончаемые оперские эпопеи. Наверно, и в этом конкурсе превосходили в массе именно эти темы, поэтому город, в котором очутился его герой, уже напоминал собой мусорную свалку, по которой бегают своры псов, ловящих крыс.

Отвалившись от неработающих рычагов, Грандиевский уступил место другому автору, который давно уже в своём голодном азарте тыкал его в спину. Подскочив к управлению, тот принялся вдохновенно дёргать рукоятки и вертеть рычажки, и щёлкать тумблерами, и при этом всё у него получалось.

— Послушайте, — неуверенно обратился к нему Грандиевский. — Это не в вашей истории застрял мой герой?

— А что с ним? — коротко отозвался автор, увлечённо манипулируя сюжетом.

— Да понимаете, он по сути своей тихий, мирный человек. Но в соседях у него матёрый хулиган, местный рэкетир, которого забрали в милицию, а моего тоже случайно прихватили.

— Нет, не моё. — покрутил головой автор, не выпуская из рук управление. — Я пишу истории про зону. Мне не нужен ваш тихий человек, мне нужны звери, ублюдки, маньяки, подонки! Я стравливаю их в камере и выясняю, кто из них сильнее, жизнеспособнее, активнее, свирепее! Это школа жизни, это отрезвляющий реализм, это жестокая правда!

Грандиевский окинул взглядом худосочного, узкоплечего любителя жизненного реализма, который так увлечённо закручивал сюжет, что из-под толстого стекла был слышен рёв многотысячной толпы заключённых, захвативших ситуацию на зоне. Там шла такая увлекательная бойня, что авторы, ожидавшие очереди, стали потихоньку подглядывать через плечо собрата, чтобы подцепить некоторые интересные детали.

В печали Грандиевский отошёл от макета и сел на бережку мелкой грязной речки, на сухой глинистый берег, где не было ни одной травинки.

— Мерзавцы! — тяжело стеная, сел рядом с ним лорд Каннингэм. — Ты представляешь: моего героя обвинили в краже кошелька с двумя рублями! Им этого достаточно, чтобы завести следствие!

Висит банан высоко…

Наутро всё каким-то чудом образовалось: каким-то образом герой выскользнул из цепких лап местных оперов. Возможно, потому, что не соответствовал стандартам героев уголовных романов, или всё же вчерашнее обращение к автору помогло. Короче, кроме вчерашнего хука в челюсть, что он получил при допросе в РОВД, да позавчерашнего фингала, что оставил под глазом Коля, ничто не напоминало о неприятностях.