Гоблинские сказки (СИ)

— О, сволочи! — рыдал Эльбрус Каннингэм, после безуспешной битвы с реальным жанром оттеснённый от рукояток управления. — Эти девки оказались мошенницами из чёрной риэлторской конторы — они состряпали поддельный документ на право собственности и выжили моего героя из комнатёнки! Куда мир катится?!!

По совету бывалого конкурсанта писатели рысью бросились искать помощи у одного опытного старого автора, который приобрёл себе популярность тем, что охотно раздавал советы и помогал справиться с сюжетными заморочками.

— А вы чего хотели? — покачал лысиной специалист по бытовым драмам. — Вы с чего начали действие? Ну что это — сначала свара с соседями по поводу протечки канализации, потом пошёл цветы искать, потом попёрся в магазин за выпивкой! Ну разве так кто строит сюжет?! Тут требуется сильное, активное начало, энергетический посыл, тогда ваши соседи вас не смогли бы затопить! А тут: ня-ня, лю-лю, фи-фи! Тут требуется мощный ход, удар по нервам — так называемый "труп в кустах"! Первым делом надо ошарашить читателя, надо завести его! Вы в аксессуарах запрашивали "труп в кустах"? Вот именно что не запрашивали, а там имеется большой ассортимент хороших, качественных трупов.

— Но у меня не детективная история. — нервно объяснял Грандиевский.

— Ну и что? Вам жанр важен или сюжет? Какая разница, кто ваш герой — главное, чтобы первым делом, едва выскочив за дверь, он запнулся ногой о труп. Хороший труп всегда вывозит на себе любую реалистическую дохлятину, главное — не забывайте его подбрасывать время от времени, чтобы, так сказать, он всегда был наготове в каждом кусту… кусте… А, неважно! Следующий!

— А знаешь, Маус. — страдальчески просил Эльбрус. — Пусти моего Учёного к тебе переночевать, а завтра он найдёт себе съёмную комнатку.

* * *

Бессонная ночь и перепаренная брюква сделали своё дело: к утру у Мауса родилась в голове идея. Он много думал над "трупом в кустах" и пришёл к выводу, что старый лысый таракан, который скучающим голосом дал терпящим бедствие авторам совет о блистательной завязке, был всё же прав. Действительно, завязка тут главное, с неё начинается действие, она определяет энергетику произведения! Так что, когда он утром прорвался вперёд всех к рычагам управления и включил машину, то был полон творческих идей.

Первое, что его огорошило, это широкая надпись, налепленная прямо на смотровое окошко. Она гласила: ПРОШЛО ТРИ ГОДА.

— Вот это раз! — в страшном предчувствии забормотал Грандиевский, ногтями сдирая с окошка липкую наклейку.

Он в панике шарил видоискателем и не находил своего героя — в его квартире жили чужие люди! Наконец, прибегнув к кнопке автоматического поиска, Грандиевский нашёл его, а найдя, понял, что тема романтизма в нынешнем веке благополучно загинулась и более не возродится. Никогда.

Два неряшливо одетых мужика с согнутыми спинами и выпирающими из маек пузами сидели под отопительными трубами в подвале и колотили воблами о деревянный ящик. Немного в стороне в консервной банке варился на костерке суп из куриных остовов и валялись пустые корочки от "Унесённых ветром" — начинка романа горела в костерке.

Герой почувствовал взгляд своего автора и поднял замурзанную морду с отечными веками и небритым подбородком.

— А, это ты… — прошамкал он, осторожно жуя пересохшую воблу. — Ты того… прости уж меня. Не выдержал я такой жизни — спился.

Учёный тоже поднял бледную физиономию с бессмысленно-пустыми глазами.

— Бичи однако мы. — сказал он в потолок.

— Бомжи, однако. — поправил его товарищ. — Нам тут работёнка кой-какая подфартила — спасибо, добрые люди помогли.

— Мы нанялись играть бомжей. — пояснил Учёный. — Как где какая заваруха, нас зовут то в свидетели, то в понятые. В массовке хорошо — пожрать дают.

Со стороны входа послышалась тяжёлая шаркающая походка и на свет костерка выперлась грязная особа с фингалом в половину лица, она тащила за собой кучу грязных пакетов

— Эй, герои-любовнички! — просипела она пропитым голосом. — Смотрите-ка, чего я в помойке накопала!

С ужасом Грандиевский узнал в этой опустившейся женщине прекрасную блондинку с классной грудью — возлюбленную Марта. Эту изнеженную женщину, страстную любовницу, изобретательную обольстительницу, до которой его творческое стило так и не добралось.