Год 1943 - «переломный»

В связи с назревавшей угрозой провала Операции «Кутузов» Сталин согласился «помочь» и разрешил досрочно ввести в сражение стратегические резервы. Еще 12 июля Ставка усилила войска левого крыла Западного фронта 11-й армией генерал-лейтенанта И.И. Федюнинского (4, 96, 135, 197, 260, 273, 323, 369-я стрелковые дивизии), а 18 июля — 4-й танковой армией генерал-лейтенанта В.М. Баданова (11-й и 30-й танковые, 6-й гвардейский механизированный корпуса) и 2-м гвардейским кавалерийским корпусом генерал-майора В.В. Крюкова (3-я и 4-я гвардейские кавалерийские дивизии). В состав Брянского фронта вошла 3-я гвардейская танковая армия (12-й и 15-я танковые, 2-й механизированный корпуса, 91-я отдельная танковая бригада).

Незапланированный ввод стратегических резервов был сопряжен с большими трудностями. Они, резервы, находились на большом удалении от линии фронта, размокшие под проливными дождями дороги задержали их выдвижение. Кроме того, генерал Соколовский, хоть и выслужился в маршалы, на посту командующего фронтом был человеком случайным, представлявшим из себя законченный тип бюрократа в погонах. Как следствие, в организации использования выделенных резервов имелся ряд чудных моментов.

Так, не закончившей комплектования 11-й армии пришлось сначала совершить 160-километровый переход. При этом командарм, который должен был вести ее в бой, никогда в глаза не видел ни своих войск, ни своего штаба, ни своих комдивов. Формированием армии три месяца занимался генерал-лейтенант А.И. Лопатин, после чего был снят, а на армию назначили заместителя командующего Брянским фронтом. Поэтому 12 июля из Калуги войска в поход провожал Лопатин, а шесть суток спустя в Козельске встречал генерал Федюнинский. Прибыть к назначенному времени в район сосредоточения дивизии не успевали.

«Следовательно, — беспокоился Федюнинский, — если придерживаться старого плана, то армия будет вводиться в бой по частям. Кроме того, у нас ощущалась нехватка боеприпасов для стрелкового оружия и артиллерии. Однако мне было сказано, что задачу нужно решать даже в том случае, если придется ввести в бой первоначально только одну дивизию. По мнению командования, на участке Лешево — Кцынь оборона противника была слабой. После этого мне не оставалось ничего, кроме как поспешить с выездом туда. На рубеже Лешево — Кцынь находились пока соединения одного из корпусов 11-й гвардейской армии. С обстановкой меня ознакомил начальник штаба корпуса. Он удивился, что командование фронта считает, будто оборона здесь слабая.

— Мы две недели топчемся на месте и никак не можем продвинуться вперед, — сказал он. — Противник укрепился основательно, хорошо организовал систему огня, часть танков использует в качестве неподвижных огневых точек. Не понимаю, почему вас неправильно информировали».

20 июля 11-я армия двумя прибывшими дивизиями без остановки промаршировала в бой на стыке 50-й и 11-й гвардейской армий с задачей наступать в направлении Хвастовичей: «Отсутствие тщательной подготовки сразу же сказалось. Пехота была утомлена длительным маршем по размытым дождями дорогам. Для рекогносцировки и уточнения вопросов взаимодействия командиры имели слишком мало времени. Сведения о противнике были скудными и неточными. Артиллерия и тылы отстали. Бой принял затяжной характер». Собственно говоря, 135-ю и 369-ю дивизии послали в штыковую атаку, поскольку боеприпасов имелось ровно столько, сколько бойцы притащили из Калуги на себе. К тому же «среди личного состава армии насчитывалось много узбеков, казахов, киргизов, туркмен и таджиков. Некоторые из них вначале плохо понимали по-русски, и это затрудняло управление ими в бою, а также воспитательную работу. Но командиры и политработники не спасовали перед трудностью». Как они не пасовали, известно — толпой на пулеметы: «За Родину! За Сталина!» Что касается «некоторых», плохо понимавших по-русски, то и полвека спустя это означало: на десять новобранцев один переводчик. Как может воевать армия, в которой подчиненные и начальники говорят на разных языках?

А вот примерно так:

«Однажды, летом 1943 года, мы сидели среди густых ветвей высокой ели на деревянном помосте, укрепленном у макушки дерева. На стволе были прибиты планки, заменявшие лестницу, по которой мы карабкались наверх. Это был наблюдательный пункт артиллерийского полка, километрах в полутора от передовой, с которого открывалась широкая панорама окрестностей местности. Синее небо расстилалось над нами. Светило солнышко. Сосна слегка покачивалась, ветви ее скрипели и распространяли аромат смолы.