Год 1976, Незаметный разворот

– Это, товарищ Сталин, – ответил чрезвычайно довольный Брежнев, – такая наша отечественная система вооружения, основанная на применении сверхтяжелых реактивных снарядов залпового огня. В первом залпе к цели прибывает большое количество реактивных снарядов, снаряженных прямогонным бензином, и по команде американских радиовзрывателей, инициирующих вышибные заряды, распыляют свою начинку на высоте от пяти до восьми метров. Получается единое бензовоздушное облако высотой десять-двенадцать и шириной двести-триста метров, протяженность которого определяется только количеством установок, вытянутых вдоль линии фронта. Во втором залпе, плотность которого может быть значительно меньше, к цели прибывают обычные осколочно-фугасные снаряды, детонирующие адскую смесь. Ба-бах! И германская дивизия, или как минимум пара полков, отправляются оформлять проездные документы прямо до ада. А в эпицентре взрыва даже хоронить потом нечего, потому что тела там превращаются в фарш, и даже минные поля на подступах к вражеским позициям детонируют безотказно. И вот тогда, пока еще не осела пыль, по центру прорыва стоит вводить механизированные части, а на флангах кавалерию, и неудержимо двигаться вперед, пока враг не опомнился и не начал стягивать к месту прорыва все доступные резервы.

Сталин посмотрел на меня и спросил:

– Товарищ Серегин, а вы что скажете?

– То, что товарищ Брежнев называет «жупелом», – ответил я, – это импровизированный боеприпас объемного взрыва, наскоро слепленный на коленке из доступных в ваше время компонентов и материалов по схеме «голь на выдумки хитра», но при этом обладающий просто запредельной мощностью. Разумеется, применение такого оружия требует длительной и трудоемкой подготовки, которую необходимо скрывать от противника, а также определенных климатических условий. Но в случае успеха результат будет выше всяких похвал – внезапный, в считанные минуты, прорыв фронта с выходом в дивизионные и армейские тылы, что называется, «шах и мат». А дальше весь вопрос в конечной цели операции, которая должна быть достойна применения подобных вооружений и вводимых в прорыв первоклассных подвижных соединений.

– Но, как мы понимаем, – хмыкнул в усы Сталин, – одним жупелом войну в два года не выиграть…

– На самом деле, – серьезно сказал Брежнев, – Германия вступила в эту войну, уже имея предельное мобилизационное напряжение и безвозвратные потери свыше полумиллиона солдат в год ей категорически противопоказаны. Каждая наступательная операция Красной Армии должны вырывать из тела вермахта клок живой силы таким образом, чтобы ни один враг не мог вырваться из котла к своим. Отрезал – съел, отрезал – съел. При этом необходимо сделать так, чтобы враг не мог догадаться, какая из двух-трех локальных операций, проводимых на разных участках фронта, является предвестником большого прорыва, а какая так и останется локальной. А для этого требуются как маскировка и сохранение секретности, так и самая беспардонная дезинформация врага, чтобы он видел то, чего нет, но не замечал реального сосредоточения наших войск. К началу зимы вам необходимо безвозвратно вывести из строя не меньше полутора миллионов немецких солдат и офицеров, и примерно столько же следует положить в ходе зимних контрнаступлений. И вот тогда к весне Гитлер окажется гол как сокол и пойдет с шапкой по союзникам и сателлитам, с просьбой подать хоть какие-то контингенты на Восточный фронт. А для этого в Красной Армии в первую очередь требуется хорошая подготовка и слаженность – как самих войск, так и их командиров. Без нее даже самое новое и совершенное вооружение оказывается обычным металлическим хламом. Разного рода генералов-засранцев, перед началом операции не успевающих развернуть на позициях приданную артиллерию, а потому посылающих бойцов в атаку без артподготовки с одними винтовками, следует немедленно снимать с должности и отдавать под трибунал. А потом решать, кого понизить в звании и использовать в качестве взводного или ротного, кого отправить в штрафной батальон, а кого и попросту расстрелять, ибо человек этот неисправим никакими нелетальными методами.

– Вы, товарищ Брежнев, говорите с полным знанием дела, – произнес Верховный. – Теперь видно, что вы совсем не тот человек, о котором мы читали в книгах, а нечто большее. Теперь осталось выяснить, намерены вы помочь нам в борьбе, так сказать, материально и непосредственным участием или останетесь сторонним наблюдателем, подающим добрые советы…

Брежнев вздохнул и ответил:

– Сторонним наблюдателем, товарищ Сталин, я остаться никак не могу, и в то же время, прежде чем я пообещаю вам что-то конкретное, мне необходимо по-настоящему взять власть в свои руки. Политбюро, там, в семьдесят шестом году, привыкло воспринимать моего реципиента как безвольную куклу, которой манипулирует его ближайшее окружение, и мне еще предстоит доказать, что это не так. А еще мне придется как-то объяснять исчезновение председателя КГБ товарища Андропова и главного идеолога Советского Союза товарища Суслова…