Год 1976, Незаметный разворот

– И вот что еще, – сказал я, когда наш гость уже собирался уходить, – если в поле зрения вашей службы попадет мутящий воду оппозиционный деятель, то не надо бить его по голове тяжелым предметом, а потом ждать, пока сторонники найдут его труп и подымут скандал, очерняющий вашу власть. Вместо того вы выходите со мной на связь через «портрет», сливаете координаты смутьяна и умываете руки. После этого данный персонаж исчезает абсолютно бесследно, и совесть у вас остается чистой. У меня предостаточно мест для складирования отработанного человеческого материала без его предварительного умерщвления. Другие миры – они такие: иди ты оттуда хоть тысячи лет, все равно никуда не придешь. А вы тут своим будете объяснять: мол, убежал гад на Запад, и поймать нам его не удалось.

– Хорошо, пан Серегин, так мы и будем делать, – немного подумав, ответил мой польский гость и вышел.

– Ну вот и все, товарищи Генеральные секретари, это дело сделано, – сказал я, когда шаги генерала Милевского затихли в конце коридора. – А сейчас я официально приглашаю товарища Сталина быть моим гостем в Тридесятом царстве, чтобы увидеть своими глазами и потрогать руками то, о чем ему прежде доводилось только читать в отчетах товарища Здорного.

Виссарионыч огладил усы и ответил:

– Я принимаю ваше предложение, товарищ Серегин. Говорят, что быть вашим гостем – это очень поучительное и познавательное занятие.

– А еще это полезно для здоровья, – добавил я. – Ну ладно, сейчас забираем товарища Громыко и отправляемся.

В моем кабинете даже не совещание, а, скорее, круглый стол. С моей стороны, помимо меня самого, присутствуют два моих пажа-адъютанта, Дима-Колдун, неизменная Кобра, подполковник Седов, а также действующие замполиты танкового полка капитан Юрченко и старший лейтенант Антонов. Со стороны семьдесят шестого года – товарищи Брежнев, Громыко, Устинов и Чазов. Со стороны сорок первого года – товарищ Сталин. Я предложил пригласить Молотова с Шапошниковым, но лучший друг советских физкультурников ответил, что это преждевременно. На этом этапе он сам, как председатель Государственного Комитета Обороны, един во всех лицах.

Первым выступил Дима-Колдун – он коротко сообщил, что постоянные Врата, при наложении заклинания Мобилизации нечаянно проломленные нами из мира Иосифа Сталина в мир Леонида Брежнева, закрыть теперь никак не получится. Эти два верхних мира уже вступили между собой в контакт, срослись своими энергооболочками-ноосферами и превратились в тесную пару. Нет у нас, мол, под рукой такой мощности, чтобы разорвать связывающую их пуповину. Более того, временные порталы между этими двумя мирами не торопятся схлопываться при отключении энергетической накачки, а нуждаются в принудительном закрытии. Сейчас прогнозировать ничего нельзя, но при углублении процесса межмировой интеграции возможны самые неожиданные варианты…

– И что это для нас значит? – совершенно серьезно, как у взрослого, спросил у Колдуна Сталин.

Уж он-то своим Истинным Взглядом видел, что этот мальчик давно уже не только лишь мальчик, в то время как у младших членов делегации из семьдесят шестого года морды были кислые и скептические. Впрочем, сам Ильич Второй вел себя гораздо адекватнее своих приближенных: лица не кривил и слушал внимательно. Скорее всего, это сказалась школа товарища Бережного, в силу чего он понимал, что у нас, Старших братьев, все до предела серьезно.

– Ваши миры, товарищ Сталин, – ответил тем временем Колдун, – теперь существуют не сами по себе, а составляют тесную пару, похожую на систему сообщающихся сосудов. Нет у вас теперь отдельных своих и чужих проблем, радостей и печалей, а вместо того они все общие. Да и люди вы друг другу тоже не чужие. Это только в плохой семье случаются конфликты отцов и детей, а в хорошей семье сыновья горой стоят за отца, а отец за сыновей.

– И что, такой случай в вашей практике уникален? – спросил советский Вождь.