Год 2077-й

Хутор, как и абсолютное большинство хуторов, деревень, посёлков, станиц и городов, был заброшен. Людей — хороших, порядочных людей, помнящих о том, что они люди, а не выродков, вроде Мыколы — на земле теперь мало, слишком мало. Люди живут обособленно, закрыто, берегут те слабенькие огоньки человеческого, что сумели сохранить их родители, пережившие Войну и последовавшую за ней ядерную зиму, а то, что вне, зовут Пустошью, потому что мир без человека пуст. Это уже не человеческий мир. Или пока не человеческий. В нём обитают редкие звери — четырёхлапые и двуногие, и стоят мёртвые города и посёлки — большие и малые кладбища архитектуры, технологий, средств производства, памятников культуры, предметов искусства и бездарного кича, самих людей их создавших, их былого величия и низости, их надежд. Пустошь — малоприятное и опасное место. Простому человеку, труженику, женщине, нежной девушке, да и задиристому юнцу здесь делать нечего. Им лучше быть с людьми, среди людей; не нужно им бродить среди могил и склепов, коими полвека назад стали города и веси страны, которая называлась Россией… да и других стран тоже. Нет больше стран. Есть только маленькие оазисы, вроде Свободного, Красного, Вольного, Махновки, или Варениковки, которую не стóит путать с той мёртвой станицей Варениковской на левом берегу Кубани, куда уже давно не заходят искатели, потому что искать там нечего. Мало интересного и много опасного в мире-кладбище, зарастающем лесами, где в ветвях деревьев не поют птицы. Потому и называют искатели свои походы в этот мёртвый мир, будь то короткая вылазка в близлежащий город, или многодневная экспедиция за сотню километров от дома — «выходами». Мир за границами обитаемых оазисов Содружества — это вне, снаружи, это такое место, о котором в средние века бы сказали: «здесь обитают львы», или: «здесь живут люди с пёсьими головами», а сегодня, причём абсолютно обоснованно, можно говорить: «здесь живут упыри и выродки».

Хутор Нардегин был мёртв и пуст. Его не бомбили, но волна от взрыва на Кущёвской авиабазе, до которой от Нардегина по прямой всего восемь километров, до него добралась, хотя и растеряла часть своей ударной силы в лесополосах, разделявших лежавшие между аэродромом и хутором поля. Большинство домов хýтора лишились стёкол, а часть — и крыш, но стены устояли. Сейчас поля заросли лесом, а ближе к воронке — кустарником, Нардегин же превратился в сплошные джунгли с шестью — три вдоль и три поперёк — лесными дорогами, вдоль которых то справа, то слева стояли одно- и двухэтажные дома.

Для схрона, а заодно и для ночлега, — солнце уже стремительно клонилось к горизонту, — Железный выбрал один из домов на улице Пионерской. «Надо же! — подумал он, заметив на заборе уцелевшую табличку с названием улицы. — Не успели небось переименовать в какую-нибудь „Белогвардейскую“…»

Отец рассказывал Александру о том, как в последнее десятилетие перед Войной власти страны, называвшейся Россией, взялись яростно переименовывать города, улицы, станции метро (где таковое имелось), «реставрировать» советские памятники (с помощью отбойных молотков и экскаваторов), а потом на их место ставить другие, с двухголовыми орлами, белоказаками, пособниками фашистских оккупантов и, конечно же, царями; причём самым почётным царём у российской власти был не «какой-нибудь» Иван Грозный — создатель государства российского, или «прорубатель евроокон» Пётр Великий он же Первый, или Николай I — «Брежнев» XIX века (при котором простому народу жилось получше, чем при его предшественниках), а палач, мракобес, подкаблучник и просиратель империи Николай II, в честь которого называли новые улицы и переименовывали старые; с Николаем, известным также как «Кровавый», «Тряпка» и «Мученик», по популярности у довоенных чиновников мог потягаться, разве что, первый российский президент Борис по фамилии Ельцин, которого отец Железного, родившийся в 2000-м, и правления Ельцина не заставший, но знавший со слов своего отца, называл не иначе как «Борькой алкашом». Улиц с названиями Ленина, Октябрьская, Карла Маркса или в честь советских государственных деятелей в России перед Большим Песцом не оставалось. А тут Пионерская…

Дом был одноэтажный, зато с крышей (двухэтажных коттеджей с целыми крышами Железный в хуторе не заметил). Окна, конечно же, как и во всех домах в Нардегине, отсутствовали, зато внутри было сухо и не воняло старьём, как в некоторых квартирах в городах, где уцелели окна и была заперта дверь. Иногда в таких квартирах искателям попадались мумии самоубийц или умерших от болезни людей. Здесь мумий не было, и даже костей.