Год активного солнца

Арчил принес анализ чугуна из миксера и что-то сказал. Они стояли слишком близко у печи. От страшного грохота ничего не было слышно. Хидашели взглянул на анализ. Углерода много, да черт с ним, с углеродом, а вот количество фосфора и серы слишком уж велико. Он выругался и направился к миксеру. Мастер пошел за ним, но прежде они завернули к Хундадзе, и Леван молча положил анализ перед Элизбаром на стол: что, мол, ты на это скажешь?

Элизбар заглянул в бумагу и подчеркнул красным карандашом две цифры. Потом взялся за телефон.

И как раз в этот момент в цехе завыла сирена. Леван вздрогнул. Элизбар уронил телефонную трубку. Они переглянулись — лица их словно окаменели. Первым опомнился и выскочил из кабинета Леван. По лестнице он бежал через две ступеньки и как ошалелый ворвался в цех.

Народ толпился у второй печи. Леван растолкал сталеваров и остолбенел — на полу лежал Лексо Арчемашвили. Его левая нога была сожжена до кости. Леван закрыл глаза, а когда снова открыл их, рабочие уже суетились возле печи. Все было ясно: сталь прорвала порог и выплеснулась Лексо на ногу.

«Все погибло, все», — была первая мысль, промелькнувшая в голове Левана.

— Черт возьми, почему я его не выгнал! — шептал он в отчаянии.

За все эти годы никогда у него ничего не случалось, кроме нескольких простых, незначительных неполадок. Он словно забыл, что во время единоборства с металлом может произойти авария, может пострадать человек. А ведь он знал много примеров, да и сам бывал свидетелем подобных аварий. Но чтобы все это произошло у него!.. Левану показалось, будто он стоит у пропасти и вот-вот рухнет туда.

Вокруг Лексо уже столпились приехавшие врачи…

«Погибло, все погибло», — монотонно стучало в голове у Левана. А в это время Арчемашвили уже увозили, потом появились директор и главный инженер. Иорам Рухадзе спрашивал, сильно ли пострадал сталевар, а ему кто-то отвечал, что если кость не повреждена, то, может быть, ногу не ампутируют, но, во всяком случае, работать парень больше не сможет…

Все это было где-то далеко от Левана, мысли которого были заняты только одним: «Пропало, все пропало…»

— Леван, что с тобой? — встряхнул его кто-то.

Рядом стояли Важа и Резо.

— Я сам виноват! — проговорил Леван с усилием.

— Чушь какая, в чем же ты виноват? — начали успокаивать его ребята.

Они не поняли, о чем он думал…

«Почему сегодня, почему именно сегодня?» — места себе не находил Леван.

Все собрались в кабинете начальника цеха для составления акта.

— Вот бедняга, только жена поправилась, из больницы выбралась, и такое несчастье! — вздохнул Арчил Хараидзе.

Рабочие стояли возле кабинета и тихо разговаривали. Они ждали решения начальства.

— Интересно, что запишут в акт, какую назначат пенсию?

— Если начальник смены скажет все как надо, зарплату полностью оставят.

— Все-таки как же это случилось, кто виноват? — спросила секретарша. На ее стуле кто-то сидел. А она ходила вокруг стола и охала.

— Кто его знает… К печи он подошел прикурить, именно в этот момент и прорвалась сталь. Он даже отпрыгнуть не успел. Хорошо еще, что в лицо не попало.

— В акте должны записать, что он не виноват. Иначе даже полоклада не дадут на пенсию.

— Надо было предупредить начальника смены!

— Хидашели в таких делах не ошибается, вы же видели, как он переживает. Даже если ему грозит выговор, он не поставит под удар Арчемашвили, — уверенно сказал Васо Хараидзе.

Никто ему не ответил, все только закивали, ты, мол, прав…

Леван Хидашели сидел в кабинете, опустив голову, уставившись в пол.

— Как это случилось? — спросил главный инженер.

Хидашели очнулся, взглянул на Георгадзе, потом оглядел остальных. Директор перебирал бумаги.

«Кто знает, может быть, и не все еще погибло, — подумал Леван. — Во всем нужно обвинить сталевара. Это единственный выход… Хотя нет, почему обвинить, ведь он действительно виноват, ведь это так и было!» Да, во всем виноват сам Арчемашвили. И он, Леван Хидашели, с чистой совестью скажет сейчас истинную правду.

Леван с надеждой посмотрел в глаза главному инженеру и громко, уверенно начал:

— В ту минуту когда сталь прорвала порог, я был у начальника цеха. Говорят, что Арчемашвили подошел к печи прикурить… Сталь именно в ту минуту прорвала порог…

— Вы считаете его виновным или нет? — резко перебил Иорам Рухадзе.

— Конечно, в этом нет никаких сомнений.

Леван почувствовал, как кто-то схватил его за руку. Оглянулся и увидел Важу. Он все понял, освободил руку и спокойно продолжал:

— С утра уже было заметно, что он не в форме, не может как следует работать, с трудом передвигается. Я подошел и предупредил его, что, если он болен, пусть идет домой. Он категорически отказался. Тогда я сказал: в таком случае работай побыстрей. И порог хорошенько замажь. Как потом мне рассказали, он, оказывается, накануне пил до утра. И вот, выпивший, невыспавшийся, порог он заполнил небрежно. Это он, наверное, и сам подтвердит… если…

Хидашели достал из кармана сигарету. Все молчали.

— Сразу же после смены собрание, — сказал директор и встал.

Когда они остались одни, Важа тихо спросил: