— Это не выход, — сказала она зятю. — Александру Степановичу шестой десяток!
Юрий безмятежно засмеялся, поднял руки.
— Виноват, но еще молодой, исправлюсь.
Ушел в столовую, включил телевизор, что означало: «Тема исчерпана, ничего больше слушать не желаю».
Наглец! Был бы сыном, так бы и отхлестала по круглым сытым щекам!
Ее все раздражало в зяте: его безмятежный, довольный вид, выпуклые глаза, иждивенчество в быту и то, что расхаживал по квартире голышом. Даже туфли на платформе и каблуках — он был ростом ниже Ирины и носил высокие каблуки — вызывали активную неприязнь.
Вернулся Александр Степанович с раздутыми сетками. Он не знал, какие требовались овощи, и на всякий случай закупил все, что было в магазине: картошку, перец, огурцы, баклажаны, помидоры… Чувствовал напряженную атмосферу в доме, как всегда, пытался разрядить ее.
— Кириллица, оцени: туфли я снял и поставил строго параллельно!
Она молча накрывала стол, попутно собирала разбросанные носки, платки, галстуки.
Лучше б ты убирал свои вещи, думала она. Мне, занятому человеку, приходится батрачить на всех вас!
Вспомнила слова Ирины: «К быту не стоит относиться слишком серьезно». И как сама же согласилась с этими словами. Но ведь быт — часть жизни. Можно ли к жизни относиться не слишком серьезно?
Но она молчала. Сдерживалась, чтоб ее не прорвало. Не хотела накалять обстановку — ведь все, кажется, входит в нормальную колею. Раскладушка из столовой перекочевала опять в молодежную комнату. Не исчезла, правда, но стоит не в столовой, а там. Ни Ирина, ни Юрий о разводе не заговаривают. Может, Ленкина болезнь, общие переживания примирили их?
Да и что, собственно, произошло? У Ирины — аврал, так не в первый раз, пора привыкнуть. Овощи, носки, галстуки — какая чепуха! Какие мелочи по сравнению с тем, что пришлось пережить, когда заболела Ленка!
Она вспомнила мутные глаза, тяжелое, пульсирующее тельце — какая радость, что все ото позади!
Потом подумала, что скоро отпуск, отдых у моря — даже не верится, что придет эта желанная пора и целый месяц не надо будет ни стирать, ни готовить…
Сели за стол, Кира Сергеевна рассказывала про мать-одиночку, которая была у нее на приеме. И как поразила ее смелость этой неустроенной в жизни женщины, решившейся родить ребенка.
— А сколько благополучных пар, у которых ребенок идет где-то после ковров, хрусталя и «Жигулей».
Юрий хмыкнул. Ковыряя вилкой рыбу, сказал:
— Ничего себе смелость! Смелые сами устраиваются. А эта пришла к вам, чтобы повесить себя и ребенка на шею государству.
Кира Сергеевна посмотрела на его круглое прохладное лицо. Почему-то подумала: наверно, у него там, в КБ, — вентилятор.
Ленка болтала ногами, глазенки бегали туда-сюда, она сыпала свои вопросы:
— А где поймали рыбу? А у рыбы детки есть?
Ей было скучно и хотелось обратить на себя внимание.
— Кому убирать посуду? — спросила Кира Сергеевна.
Юрий смотрел мимо нее, в телевизор.
— Кира Сергеевна, почему вы не возьмете домработницу?
— А вы с Ириной почему не возьмете?
— Ну, нам-то она к чему?
В самом деле — к чему? У вас уже есть домработница, притом квалифицированная и бесплатная.
Когда Ирина была еще школьницей, приходила два раза в неделю женщина, занималась уборкой и стиркой. А потом, когда Ирина вышла замуж, Кира Сергеевна решила, что четверым взрослым здоровым людям держать домработницу стыдно. Она до сих пор помнила картину: Александр Степанович с Юрием на диване играют в шахматы, пожилая женщина чистит пылесосом ковер и пол. Извинившись за беспокойство, добралась до дивана, мужчины безмятежно подняли ноги, переступили на чистое. И словно в первый раз Кира Сергеевна увидела тогда всю нелепость заведенного в доме порядка.
Ну что ж, женщина давно не приходит, а что изменилось? Теперь она сама орудует пылесосом, а мужчины так же безмятежно задирают ноги. Или уходят в другую комнату — чтоб не мешать.
Ее всегда удивляло, что Александр Степанович, человек вполне цивилизованный, притом выросший в селе, так спокойно позволял обслуживать себя даже в мелочах. Он знал за собой этот изъян, стыдился его, говорил: «Наверно, я не запрограммирован на это. У нас в селе мужской работой считалось — наколоть дров, поправить крышу, рамы, крыльцо… Ты погоняй меня, Кириллица…» Сколько лет в городе, пора бы «запрограммироваться» иначе. Дрова, крыша, рамы — в городе это отпадает, получается, в городе вся работа — женская.
А погонять труднее, чем сделать все самой.
Она стала собирать посуду, сердито стукая тарелками.
— По крайней мере, перед сном погуляй часок с Ленкой, — сказала Юрию.
— Ну, нет, сейчас футбол, матч века! Если наши продуют, объявляю забастовку, завтра не иду на работу.
Он посмотрел на часы, перетащил свое отяжелевшее после ужина тело в кресло.
— Я погуляю, — встал Александр Степанович. В таких «предгрозовых» ситуациях он всегда подставлял себя.
Кира Сергеевна подошла к телевизору, рванула шнур. Экран потух. Юрий качнулся в кресле — раз, другой. Поднялся.
— Я не Ленка, со мной так нельзя!