Год активного солнца

Ирина собралась проводить ее до троллейбуса, Ленка тоже просилась, но Ирина не взяла:

— Тебя три дня отмывать надо!

Ленка заревела, но в прихожую лениво вышел Юрий, сказал, широко зевнув:

— Будильник курочить хочешь?

Ленка обняла Киру Сергеевну, повисела на шее и убежала разбирать будильник.

Уже на улице Кира Сергеевна спросила:

— Ты потому и ушла от нас?

— Да. Не могла же я Юрия выгнать на улицу? Мы и решили…

Значит, все это было задумано еще тогда. Кира Сергеевна никак не могла примириться, ей казалось, что еще можно что-то спасти.

— Страдающая сторона — Ленка, она будет без отца.

Ирина взяла ее под руку, прижала к себе локоть.

— Уверяю тебя, нет никакой трагедии. Ни для кого. Юрий не любит ни меня, ни Ленку, он не виноват, просто не дано ему, понимаешь?

«Никакой трагедии» — как у них все просто!

Подошел троллейбус, но Кира Сергеевна пропустила его. Не хотелось уезжать и все время казалось, что Ирина нуждается в утешении.

Они сели на скамейку здесь же, на остановке. Один за другим подкатывали троллейбусы, люди садились, уезжали, площадка пустела, осыпанная клочками бумажек и подсолнечной шелухой. А потом опять подходили люди, останавливались у бетонного столба, обклеенного объявлениями, читали от нечего делать и тоже уезжали. Над кронами тополей в бледно-зеленых, похожих на гусениц сережках черно кружили птицы, устраиваясь на ночлег; за тополями догорали малиновые облака, окрашенные закатным солнцем.

Кира Сергеевна опять вспомнила, как шла утром на работу с ожиданием радости и как потом этот день сломался. Она удивилась, что так длинно тянется этот день и никак не кончится. Захотелось рассказать Ирине, как глупо вела себя, как плакала и как потом стало некуда идти и она долго сидела в парке на мокрой траве. Мы ведь родные, почему я не могу все открыть? Стимулирую благополучие перед родной дочерью… Вот сейчас бы сказать, как выплеснулась беда, пошли от нее круги и никак не остановишь. Но она знала, что не сделает этого. Всегда их разделяло что-то, и менять отношения было поздно. Опять пожалела, что нет у нее еще детей, возможно, кто-то из них стал бы ей другом.

— Замерзла, — сказала Ирина. — Может, походим?

Ей надо домой, подумала Кира Сергеевна и встала.

Из окна троллейбуса видела, как быстро уходит Ирина, легко и свободно вскидывает свои крепкие ноги.

49

Во сне вспоминала про Ирину и — словно кто толкал в сердце — сразу просыпалась, лежала в темноте, стараясь унять испуг. Хотелось куда-то бежать, вмешаться, спасти. Но она не знала, надо ли вмешиваться и кого следует спасать. Ее удивило, как странно совпало у нее и у Ирины — одинаково разломилась надвое жизнь, — она думала о том, как зыбко и непрочно все в жизни: удача, покои, порядок, счастье — от одного толчка все падает, рушится, сшибает то, что возводилось с трудом долгие годы.

Она испытывала страх утопающего, который хватается за плавающие предметы, но они выскальзывают, и в руках — пустота.

Со стены скалились в темноте маски и, чтобы отвлечься, она старалась вспомнить, кто их дарил, какие покупала сама и где. Вон ту с надменно прищуренными глазами подарил к какому-то празднику он и сказал: «Это баба Кира».

Он спал за стеной — человек, которого она любила так долго, что перестала это замечать. Было много хорошего в их жизни, но она старалась забыть все, зачеркнуть, потому что каждое событие, каждый эпизод закапчивался сегодняшним днем. Когда он забрал ее из роддома, вечером долго смотрел на спящую маленькую Ирину, потом сказал потрясенно: «Подумать только — я мог бы погибнуть на войне, мог бы умереть от болезней, и не было бы этого чуда, в котором я и ты, и всегда теперь будем я и ты, даже когда умрем — вечно. Выходит, ты подарила мне бессмертие, чем отплачу я за это?» Для того дня слова его звучали честно, значительно, но Кира Сергеевна мысленно продлевала их в сегодняшний день, и они оборачивались пустотой.

Она возненавидела воспоминания и, чтобы покончить с ними, вставала, шла на балкон курить. Тихий спящий город помаргивал редкими огнями, только густо светились окна больницы. Понизу, у самой земли, плыл реденький сырой туман, легкий ветерок дышал в лицо сыростью, это был даже не ветер, а слабое движение воздуха.

Кира Сергеевна смотрела на окна больницы и пыталась вспомнить о каком-то незавершенном деле, связанном с этой больницей.

А, все равно, вяло подумала она. Где-нибудь записано и выплывет.

Потом возвращалась через столовую, путалась в дверях, холодные вещи молчали в темноте, она боялась прикоснуться к ним.

Долго сидела на кровати, чувствуя ногами холод, опять думала об Ирине и как сама жалела, что нет у нее других детей.

Включала электрическую грелку, ложилась с ней, и начинало казаться, что рядом что-то живое и теплое, может, ребенок, которому не суждено было родиться. Тепло ударяло в ноги, успокаивало: что со мной, ведь ничего страшного не случилось, никто не умер, Ирина будет счастлива, у нее есть Ленка, она никогда не узнает пустоты одиночества…