Год благодати

Безбрежная водная гладь, легкий ветерок, ничем не заслоненное солнце – все это похоже на свободу, но мы-то знаем, что это не так. Так они и ломают наш дух. Отбирают у нас все, включая чувство собственного достоинства, чтобы любая мелочь, которую мы получаем взамен, казалась нам подарком.

В присутствии стражников мы молчим и даже не смотрим им в глаза. Я иду, закутанная в плащ, свято храня наши секреты, но ночью, когда пьяные стражники засыпают, девушки начинают шептаться о черных лентах, которые получат от своих мужей, о работных домах, куда их определят, и в конце концов переходят к обсуждению того, что совет сделает со мной… как я умру.

Повешение было бы милостью. Скорее всего, меня сожгут живьем, но поскольку я не сбежала, они хотя бы не накажут моих сестер. Да, имя моей семьи запятнано, но со временем это пятно сойдет. Моя мать будет улыбаться старательнее, мои младшие сестры станут ходить по струнке, играть отведенные им роли, и надеюсь, к тому времени, когда настанет их год благодати, моя измена забудется.

Когда на второй день дороги мы приближаемся к предместью, пустота в моем животе начинает расти. Узнаю ли я семью Райкера? Дошла ли уже до них весть о его смерти?

Когда до меня доносится запах дыма и цветущих целебных трав, я замедляю шаг и оказываюсь позади остальных. И моя скорбь становится еще острее. Оглядывая толпу женщин, я останавливаюсь, увидев перед собой ту, у которой глаза и губы Райкера и которая стоит в окружении шести девочек. Я чувствую душевную боль, но также и облегчение. В каком-то смысле он продолжает жить – в них.

Мне так много хочется им сказать – о том, как сильно я его любила. О том, что он хотел лучшей жизни для всех, о том, как смело встретил свою смерть. Но прежде, чем я успеваю что-либо произнести, его мать говорит:

– Это ты… ты очень похожа на нее.

Я понятия не имею, о чем она толкует, но, когда открываю рот, чтобы что-то спросить, ко мне подходит стражник и, сжав мою руку, тащит прочь.

Когда я оглядываюсь, она откидывает со своего левого плеча волосы, и я вижу, что к ее платью приколот крошечный красный цветок.

– Подожди… – шепчу я, но, когда пытаюсь двинуться назад, стражник рывком притягивает меня к себе.

– Теперь тебе уже не сбежать. Ты принадлежишь округу. Принадлежишь мистеру Уэлку.

Глава 85

Когда мы подходим к воротам округа, стражники смыкают строй. Мы слышим, как люди по другую сторону ограды ахают – такого кровавого года благодати еще не бывало.

Из тридцати трех девушек в живых осталось только четырнадцать.

До меня доносится звяканье монет, и я смотрю на караульный пост, рядом с которым стоит очередь из мужчин, как и в тот день в прошлом году, когда мы уходили к становью. И, увидев в руках тех, кто уже идет прочь, увесистые мешочки, я понимаю – эти мужчины здесь не для того, чтобы посмотреть на нас – они здесь для того, чтобы получить свою плату. Я ловлю себя на том, что ищу среди них Райкера, но его больше нет. Он никогда не вернется.

Ворота отворяются, и я возвращаюсь в реальность. Когда из ворот чинно, одна за другой выходят девушки, для которых наступил год благодати, я удивляюсь – они выглядят такими юными, такими хорошенькими, такими нарядными – и не скажешь, что их ведут на убой. Я вспоминаю, как возвращавшиеся девушки смотрели на нас самих, смотрели так, словно презирали, и думаю: а что теперь видят эти, новенькие? Могут ли они разглядеть, что мы не пожелали вести себя так, как те, кто отбывал этот год до нас, что мы постарались облегчить им жизнь?

Хотя у меня дрожит подбородок, я пытаюсь улыбнуться.

– Оберегайте друг друга, – шепчу я ветерку.

Последние девушки исчезают за поворотом, и я поворачиваюсь к открытым воротам.

Мои глаза наполняются слезами, возникает чувство, будто я припаяна к месту, но каким-то образом я все-таки продолжаю двигаться вперед. Быть может, это оттого, что меня окружают остальные, что я иду в толпе, а быть может, речь идет о чем-то более важном.

О наступающем для меня моменте истины.

Я чувствую, как на меня давит это бремя, чувствую каждым дюймом своего тела… и знаю – остальные девушки понимают, что возвращение в округ означает мой конец.

Когда мы выходим на площадь, люди вытягивают шеи, чтобы увидеть, кому из девушек удалось вернуться живыми. Кто-то вздыхает с облегчением, кто-то горестно ахает.

Юноши, даровавшие своим избранницам покрывала, встают перед ними с черными шелковыми лентами в руках. Я вижу перед собой носки дорогих сапог Майкла, но не смею поднять голову и посмотреть ему в глаза.

Четверо юношей выбирают девушек, которые заменят их погибших жен, но я слышу в толпе шепоток. И вижу, что перед Гертрудой стоит мистер Уэлк.

Он кладет руку на ее плечо, она отшатывается.

– Мы с сожалением сообщаем тебе, что минувшей зимой мистер Фэллоу скончался. Прими наши соболезнования.

Герти закрывает рот руками и судорожно втягивает в себя воздух.

– Посмотрите, как она расстроена, – говорит кто-то в толпе. – Я слыхала, что ее отправят работать на полях.