Год быка--MMIX

Например, весьма впечатляет тот факт, что «арбатскими пере­улками» во времена Булгакова называли вовсе не пере­улки, примыка­ющие к улице Арбат. Москва пару де­сятилетий сохраняла до­ре­волюцион­ное деление районов на «части». При этом Арбатская часть рас­полагалась севернее Ар­бата и включала Патри­аршие пруды. Благодаря этому уточ­нению изме­нилась зона поисков «дома Ма­р­га­риты». Барков убеди­те­льно доказывает, что речь идёт о нынешнем Доме приёмов МИДа на Спи­ри­до­новке, который в начале ХХ века принадлежал Савве Морозову. Имен­но этот факт, хотя и помещён Барковым в завершение обосно­вания, стал отправной точкой для версии о М.Горьком как про­тотипе мастера. Из этого особняка актриса Художе­ствен­ного театра и легендарная полити­ческая авантю­ри­ст­ка М.Андреева выпорхнула в объятия мастера про­ле­тарской лите­ратуры. Обоснована также версия, что интерьер Дома Грибоедова срисован с Дома ученых на Пречистенке, который в бул­гаков­ские вре­мена назы­вался ЦеКУБУ, а заведовала им всё та же М.Андреева.

Очень любопытны все найден­ные Барковым подроб­ности из жизни Художе­ствен­ного театра. Без сомнения, впечат­ления от работы в МХТе были самими светлыми, но и наиболее ра­ня­щими для Булгакова-драматурга. Так что нет ничего уди­вите­льного в том, что эти жизнен­ные подроб­ности наполнили страницы «Мастера и Маргариты». Откуда же ещё брать впечат­ления ху­дожнику, как не из жизни? Даже если он рисует фантасти­ческое полотно.

Ещё более интересным является анализ источников фило­софских концепций, ключевые поло­жения которых Булгаков мастерски вплёл в канву сюжета. Хотя, что каса­ется Им­мануила Канта как первоисточника воландов­ской отповеди Берлиозу в первой главе, то это мы и без Баркова знали. Пом­ните этот диалог из первой главы? «Виноват, – мягко отозвался неиз­вестный, – для того, чтобы уп­равлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть ско­лько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спро­сить, как же может управлять человек, если он не то­лько ли­шен воз­мож­но­с­ти составить какой-ни­будь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в ты­ся­чу, но не может ручаться даже за свой соб­ствен­ный завтрашний день?».

Теперь сравним с ключевым тезисом про­грам­мной историо­софской статьи беспокойного ста­рика Канта: «Историю челове­ческого рода в целом можно рас­сматри­вать как осуще­ствление тай­ного плана природы…и это вселяет надежду на то, что после неско­льких преоб­разо­ва­тельных рево­люций наступит когда-нибудь, наконец, такое состояние, которое природа наметила в каче­стве своего высшего замысла, а имен­но – всеобщее всемирно-гражданское состояние как лоно, в котором разо­вьются все первонача­льные задатки челове­ческого рода» /Кант И. «Идея всеобщей ис­тории во всемирно-гражданском плане», Положение вос­ьмое/.

С самого начала Автор хочет навести нас на эту мысль, зас­та­вить вспом­нить философа, напи­сав­шего столь забавные несураз­ности. Известные плоды неско­льких пре­об­разо­ва­тельных революций вынуждают беспокойные умы воз­вращаться к Канту. Первая глава булга­ков­ского Романа – это не то­ль­ко пригла­шение и указа­тель, но и предупреж­дение для тех, кто не желает прислу­шаться к Воланду. А может быть и не к Воланду, а к Канту? Но нет, всё же, скорее, Берлиоз наказан за отрицание суще­ство­вания Иисуса, а значит и его учения.

Впрочем, мы неско­лько забежали вперёд в раз­мыш­лениях. Вернёмся к находкам Бар­ко­ва. Если по поводу Канта мы и не сомневались, то вот насчёт фило­софского вклада Льва Толстого в содер­жа­ние Романа – это дей­ст­вите­льно си­льно найдено! Оказыва­ется, «роман в романе», придуман­ное писа­телем-сатириком «евангелие» не то от мастера, не то от Воланда, не то от Левия Матвея, суще­ствен­но опира­ется на религи­озно-фило­софские конструкции самого Льва Николаевича.