Год черной собаки

— Почему неудобно? Я не требую чего-то такого невозможного. Пойдем посидим, пока он придет. У нас же есть о чем потолковать, что вспомнить, — начал он убеждать назойливо. — С нашей последней встречи прошло миллион лет. Это в конце концов невежливо и неприлично. Моя искренняя привязанность и уважение к твоей семье, к тебе дает, надеюсь, право. Ладно, не можешь тридцать, давай десять. Не больше.

— Как-то несолидно, — нерешительно сопротивлялся Уваров. — Истолкует привратно, сочтет необязательностью.

— Ты что, дитя малое? Потеряешься? Заблудишься без няньки? — Ветлугин обнял его плечи. — Твой партнер, надеюсь, интеллигентный господин. Подумаешь, каких-то пару несчастных минут ты побеседуешь со старым приятелем. Я же не первый встречный. Впрочем, может, тебе запрещают? Так и скажи, я не собираюсь навлечь чей-то гнев и быть причиной неприятностей, Не навязываюсь в конце концов, это дело твоей совести.

— Ничего мне никто не запрещает, — слабо огрызнулся Уваров. — Просто неудобно. Я вообще никогда не опаздываю.

— Да почему ты должен опаздывать? Тотчас и вернешься. А-а-а. Понятно. Шокирует моя персона? Вот в чем загвоздка. Прошу покорно простить, — он сделал трагическое лицо и поджал губы. — От меня многие отвернулись, когда я попал в беду. Видите ли, оскорбила служба на Черном континенте. Будто я там рок выплясывал. Их не заботило, как я мучился и страдал, перебивался черствой коркой и глотком воды. Все сейчас чего-то опасаются. Боятся проиграть, продешевить, испачкаться о ближнего. Но ты…

— Ничего я не опасаюсь. Откуда вы взяли? — взъерепенился Уваров. — Пойдемте, но предупреждаю — ненадолго. В другой раз мы можем…

— Давно бы так, — перебил Ветлугин и засиял. — А то упрямится, как не желающий отправляться в школу первоклашка. Спасибо, радость моя. Вижу, что в тебе не ошибся. Пошли.

Они протиснулись меж танцующих — народ постепенно прибывал. По винтовой лестнице, застеленной красной дорожкой, поднялись на второй этаж. Здесь было потише, пахло чем-то конфетно-сладким. Вокруг низенького столика с круглыми никелированными шарами пепельниц — кожаные широкие кресла. Стены разрисованы экзотическими цветами и диковинными птицами, похожими на павлинов.

— Тут посидим? — Уваров указал на кресла.

— Да ты что? — Ветлугин возмущенно выпучил глава и охватил его талию. — Здесь? — сморщил нос. — В сенях? Фи! Мы рядом, со знакомыми собрались скоротать вечерок. Зайдем. Не бойся, не съедят — они вегетарианцы.

— Ничего я не боюсь.

— Тогда заходи. У меня друг — чудесный парень, тоже ученый — экономист. Очаровательные приятельницы — студентки из его научного заведения. Входи. — Он притиснул его животом к розовой портьере. — Не стесняйся — все, свои, — ладонью толкнул дверь и пропустил Уварова вперед. Завопил радостно: — Рекомендую! — лицо лоснилось и сияло. — Родственник и коллега. — Сделал жест рукой. — Сын товарища моего бедного отца Мишель Уваров. Потомок тех самых исторических аристократов князей Уваровых. — Обернулся к гостю. — Мишель! Мои друзья.

— Каких еще тех самых? — недоуменно спросил Уваров.

— Это я разыгрываю. Нюансы. Не обеднеешь от помпы, — заговорщицки подмигнул. — Ты же помнишь, люблю подурачиться.

Комната напоминала эллипс. В закруглении, против входа, по стенам, облицованным золотисто-фиолетовым пластиком, — обтянутые красным бархатом диваны. Перед ними овальный стол, уставленный вазами с фруктами, блюдами и тарелками с закусками. Масса разнообразных по форме и цвету бутылок. Справа большой экран кассетного телевизора с подключенным видеомагнитофоном. На полу пушистый сине-зеленый, как морская волна, ковер.

На диване в непринужденных позах мужчина, и три девушки. От Уварова не ускользнуло — девушки очень молоды и красивы. Блондинка, шатенка и брюнетка. Волосы белокурой падали до пояса крупными пепельными кольцами. У шатенки струились до плеч, отливая старой медью. Черненькая подстрижена, как хорошенький озорник мальчишка. Мужчина, длинный и тощий, с унылым висячим носом и безбровым лицом, восседал между шатенкой и брюнеткой. Он, очевидно, собирался закусить и застыл с вилкой в руке и открытым ртом.

Звучала тихая приятная мелодия. Голубоватым облачком плавал душистый табачный дымок.

Едва они появились — музыка оборвалась, и присутствующие разразились приветственными возгласами, если бы встречали самых близких и желанных друзей.

— Прошу любить и жаловать! — воскликнул Ветлугин и простер обе ладони. — Представляю, Мишель, — сделал паузу. — Эрика!

Блондинка встала и вызывающе тряхнула водопадом волос.

— Габи!

Поднялась шатенка и присела в книксене.

— Кэрол!

Вскочила брюнетка. Сверкнула черными глазами.

— А это — Джорджи!

Длинноносый поперхнулся, заерзал и уронил вилку. К удивлению Уварова, когда он выпрямился, то оказался совсем невысоким. Просто творец наградил его весьма продолговатым туловищем и короткими ногами.