Людские поселения живут гораздо дольше своих создателей, меняя имена, взрослея, дряхлея, то разрастаясь, то сворачиваясь будто улитка. Надо ли говорить, что города отнюдь не похожи друг на друга. Каждый имеет свой характер, нрав и стиль. Полис, словно разноцветный клубок, свитый из климата, географии, архитектуры, жителей, транспорта, эпохи постройки, да бог еще знает из чего приобретает свой изумительно исключительный вид. Один за чудовищной мешаниной улиц и площадей прячет тонкую ранимую душу. Другой, с виду красивый и нарядный, на редкость холоден и злобен. Этот стоит душа нараспашку, зато другой прячет свою суть так глубоко, что для того чтобы разобраться в ней не хватит всей жизни. Впрочем, как говориться, любовь это улица с двухсторонним движением. Чем больше человек боготворит город, тем сильнее тот отвечает взаимностью. Иное дело с первым знакомством. Тут как повезет. К одним город благоволит по непонятной причине, к другим же беспричинно строг и суров.
Максим чувствовал, как вспухает вокруг городская жизнь. Его слух уловил едва слышимый топот многих ног, ступающих по тротуарам, деловитый цокот многочисленных каблуков и каблучков, шуршание шин, скрип колес. Ушей достигали обрывки разговоров, и еще множество разнообразнейших неосознаваемых звуков сливавшихся в трудноразделимый голос города. Его нос впитывал тысячи запахов, рожденных жарким утром, а стопы чувствовали слабое сотрясение. Будто под его ногами раскинулся гигантский живой организм, плоть которого сотрясалась от массы проходящих в его теле процессов. Как же бывает здорово иногда заново пережить знакомые с детства ощущения. Будто время над ними не властно.
Центр начал постепенно просыпаться. С улиц исчезли дворники с метлами в белых передниках, зато им на смену пришли спешащие в магазин хозяйки, уныло бредущие куда-то отцы многочисленных семейств, прогуливающиеся влюбленные парочки. С озабоченным видом поползли трамваи, появились и загудели легковые автомобили. Словом, образовалась уличная сутолока, предшествующая началу летнего выходного дня.
Расставшись с изрядным грузом волнений, Родин с интересом вживался в новую для себя действительность. К нему вернулось ребяческое чувство восторга познания неведомого мира.
По тротуару металась бурлящая волна незнакомых и непривычных лиц. Большинство шло с таким серьезным выражением, будто прямо сию секунду решало проблемы немыслимого масштаба. Жизнь клокотала суетой и привычной обыденностью. Жестяные крыши перебрасывались солнечными зайчиками, с удовольствием слепя подвернувшихся прохожих. Стараясь никому не мешать и чинно двигаясь вдоль облезлых домов, Максим исподтишка наблюдал за манерами и облачением обывателей. Среди потока сразу бросались в глаза вызывающе хорошо одетые мелкие служащие, выгуливавшие своих детей и жен. Как же непривычно смотрелся силуэт покроя костюма, обилие береточек и кепи, не вяжущихся с погодой. "Ох, придется перелицовываться, менять походку и привыкать к городскому быту, чтобы не быть белой вороной". Родин еще не понял, что действительно гнавшиеся за модой ответственные работники предпочли загород. Оставаться в такую жару дома было выше их сил. Впрочем, размышления не отвлекли Максима от главного. Мазнув глазом по мужскому одеянию, глаз остановился на более занимательном зрелище. Максима заинтересовали легкие платья, хорошенькие глазки и очаровательные ножки, на которые он обратил бы внимание, даже находясь в жутком цейтноте. Перед ним словно раскинулось огромное непаханое поле, требовавшее его неусыпного внимания. Впрочем, надо отдать ему должное, Максим прямо на ходу встал на путь исправления. Легкомысленное желание вкусить больше плодов, чем можешь съесть, он решительно осудил, как и выражение: " Что не съем, то понадкусываю". Словом, одернув себя, он поспешил к ожидавшей его бабушке.
За всеми этими мысленными метаниями и наблюдениями он и сам не замечал, как перебегал мостовые, переходил с тротуара на тротуар, нырял в подворотни, пересекал проходные дворы, сворачивал в переулки и проезды.
Ни разу не отклонившись от намеченного маршрута, Максим добрался до сквера. Небольшой островок зелени, окруженный угрюмыми страшными серыми домами, тоже казался тусклым и пыльным. Отсыпанная мелким гравием дорожка пересекала садик по диагонали. Деревянные скамейки на чугунных основаниях служили единственным украшением очага культуры. Надежду Халимовну Максим заметил издалека. Она сидела, откинувшись на изогнутую спинку, и читала книгу. По правде говоря, бабушка в этот час была вообще единственным посетителем сквера, решившим присесть. Мамаши с колясками предпочитали пока прогуливаться. Не отпуская ручки чемодана, поставленного прямо на деревянные плашки скамейки, Максим сел рядом.
- Пошли. - Надежда Халимовна захлопнула книжку и встала. - Некогда рассиживаться.