Год черной змеи (СИ)

Согласитесь, есть что-то противоестественное в любви между носителем и его галлюцинацией. С одной стороны это так. Но каково виденье! Максим будто оказался в центре полутемного зала. По периметру помещения мерцали свечи, курились ароматные палочки. Неяркий свет отбрасывал таинственные тени. И вот из сумрака, будто освещенная ярким лучом появилась она. Кто это? В полутьме лицо еще скрыто. Еще шаг и Максим уже видит как в плутовских глазах пляшут чертики. На лице призывная улыбка. Грациозная походка. А тело будто нарочно скрыто за многочисленными одеждами. Сердце Максима вдруг принялось выбивать все ускоряющийся ритм. Под эту удивительную песнь томимой души Шейла начала танцевать, да не что-нибудь а "танец осы", про который и сам Родин узнал недавно. Укутанная в тончайшую шаль Шейла задвигалась в ритме, рожденном пульсацией сердечной мышцы Максима. Ее танец заставил все клокотать внутри сидевшего словно статуя Родина. Имитируя движения выбирающегося из кокона насекомого, Шейла неспешно освобождалась от легкого словно пух одеяния. В эти мгновения она упивалась своей неотразимостью и сексуальностью. Наслаждение танцем чувствовалось в каждом движении. Шейла смаковала каждый жест, каждое движение демонстрирующее ее безупречное тела. Стоило обнажиться какому-либо участку, как она позволяла Максиму насладиться его удивительной красотой. Многочисленные витки шали, что укутывали тонкий стан, все соскальзывали и соскальзывали с соблазнительных извивов. Время от времени хищный взор явно бывшей в неподдельном возбуждении девушки встречался с глазами Максима и их взгляды, словно прилипали друг к другу. Боже, как медленно, но вот. Поворот, другой и уже спина, грудь, живот открылись жадному взгляду единственного зрителя. Лёгкий поворот и из обрывков кокона рождается совершенно неземное существо. Словно на землю сошла сама богиня любви извивающаяся в змеином танце. В глазах этой неистовой фурии горит призыв которому ни один смертный не может противиться. Что прикажете делать? Как устоять? Шейла меж тем сделала шаг, другой и вот она уже рядом. Остается только забыться и плыть по течению, которое, уже превратилось в стремнину. Максим уже не отвечал за себя. Он рухнул в самую пучину бурного водоворота страстей и эмоций. Телом завладели древние инстинкты, оттеснив в сторону остатки слабо сопротивляющегося сознания.

Понедельник

Опьянение так и не развеялось. Нескольких часов сна оказалось недостаточно, чтобы справиться с алкогольной интоксикацией. Слава богу, что хоть очнулся Максим у себя в постели. В этот миг если кто и был поборник трезвости, то это Максим. Непримиримая маска борца с пьянством переживавшего за весь людской род, соблазняемый алкогольным дурманом, исказила его черты. Как же он себя корил. Столь тяжкие ощущения похмелья совершенно не были знакомы Родину, и он не на шутку разволновался. Все это усугублялось тем, что последнее, что он помнил о вчерашнем застолье был его цветистый и ужасно пошлый тост перед тем как выпить то ли третью, то ли пятую рюмку. Дальнейшее терялось в тумане. Смутные образы, что всплывали из подсознания могли относится как к действительным событиям так и к отрывкам сумасшедшего с эротическим подтекстом сна.

Идти в школу в таком состоянии было совершеннейшим безумством. Накинув рубашку и сверкая ярко-красными ушами, Родин выскочил в коридор, выбежал из дома и стрелой метнулся к туалету. Сразу стало легче. Вволю поплескавшись в рукомойнике и почистив зубы, Максим и вовсе почувствовал себя почти человеком. На еду Родин пока смотреть не мог, решив ограничиться обильным питьем.

Хозяйка уже с раннего утра была на ногах, выглядела Мария Ивановна, куда краше Максима. Вчерашняя, если называть вещи своими именами - пьянка, не оставила на ее лице ни малейшего следа. Надо поведать, что нынче утром Мария Ивановна одевалась с особым тщанием. Последний год она старалась лишь соблюсти некую опрятность, но даже это она делала с трудом, поперек души. Красота ее померкла и будто спряталась. И только с появлением неугомонного жильца она с удовольствием и волнением достала чудом не выкинутые вещи. Сегодня утром, посмотрев на себя в зеркало, она подмигнула взглянувшей оттуда смазливой барышне: "Мы с тобой еще повоюем". Надо все же признать, что пока она не так хороша, как раньше, но до подлинного возрождения было не очень далеко. Услышав, что Максим заворочался и вскочил, Мария Ивановна с нежной улыбкой налила в стакан кислый брусничный морс. Готовить завтрак для едва очухавшегося парня было бессмысленно. С другой стороны прятать банку маринованных на уксусе, черносмородиновом листе, луке, укропе, чесноке, да хрене крепеньких пупырчатых огурчиков, пахнущих словно песня она посчитала неуместным. Ах как же она была права.

- Пить. - Взлохмаченный Максим жадными глотками поглощал второй стакан.

- Что, дурно?

- Стыдно. Воспоминания как корова языком слизала. Как я вчера, не чудил.

Извечный вопрос со вкусом отдохнувшего человека, вызвал на лице Марии Ивановны таинственную улыбку.