Год длиною в жизнь

– Ага, так я и знал, – значительно сказал дядя Мишка, вгрызаясь своими запухшими глазками в Риту. – Левачит Валька почем зря, устраивает тут запретные делишки. А кому ты всем обязана, скажи на милость? Когда тебя с работы погнали, кто пригрел, обучил ремеслу? Кто тебе всю клиентуру передал? Ты шикуешь, все комнаты барахлом забиты, в Москве по комиссионкам шуруешь, а родной муж живет впроголодь. Хоть бы пенсион мне какой назначила со своих доходов!

В это самое мгновение «Волга» Федора Лаврова спустилась по Краснофлотской и Добролюбова к развилке Егорьевского съезда и поднялась к площади Минина.

«Нет, – подумал Федор. – Домой я не поеду. Два часа там сидеть и думать, что с ней делают, – с ума сойду. На работу поеду, там забудусь. – Он включил было сигнал правого поворота, чтобы объехать площадь и свернуть на Ульянова, но передумал: – Нет, если поеду на работу, про все забуду и опоздаю Риту забрать. А нельзя опаздывать, сама она не дойдет и такси там не найдет. Где бы время провести? Ладно, поставлю-ка я машину возле первой школы, а сам схожу на Откос. Говорят, там в «ракушке» каждый день в это время танцы. Сколько ж я не танцевал? Последний раз, кажется, на площади Этуаль с Ритой, когда освобождение Парижа праздновали… Вальс тогда играли… Нет, танцевать я, конечно, не буду, просто так, посмотрю на молодежь, может, отвлекусь…»

Лавров хлопнул дверцей, запер машину и пошел через площадь. На обочине, неподалеку от старого фонтана, тетки с эмалированными ведрами, полными цветов, вовсю торговали мохнатыми сентябрьскими розовыми и белыми астрами, оранжевыми гладиолусами и невероятно желтыми золотыми шарами.

– А ну, купите букетик, молодой человек! – подначивали они на разные голоса.

Федор поглядел подозрительно – издеваются, что ли? Но понял, что теткам было не до него: кругом оказалось и впрямь полно молодых людей. Они покупали по три астры своим девушкам и спешили к памятнику Чкалову, откуда начинался спуск в парк и где на недавно поставленной эстраде-«ракушке» уже играла музыка.

Но это был не вальс. Какой, к черту, вальс?

У моря, у синего моря,
Где чайки плывут над волною,
Где солнце светит лишь для нас с тобой,
Целый день шумит прибой.

Парни в белых рубашках и узких брючках, некоторые с еще не вполне вышедшими из моды коками надо лбами, а некоторые, наоборот, почти наголо обритые наподобие Юла Бриннера из «Великолепной семерки», вовсю наяривали, полуприсев на расставленных ногах, то сгибая их, то разгибая, сильно елозя подошвами по полу. Девушки в коротких юбочках от них не отставали. Как только «шпильки» не отлетали от их «лодочек»! – Георгий, не отставай! – с криком пролетел мимо Федора узколицый высокий блондин, размахивая модной кожаной курткой, и громко запел, вторя певцу на эстраде:

Огромное небо над нами,
И чайки плывут над волнами.
И солнце светит лишь для нас с тобой,
Целый день шумит прибой.

– Не спи, Аксаков! Шевели ногами!

Федор обернулся. С гоготом пробежали еще трое парней, чуть не таща за собой четвертого: в такой же белой нейлоновой рубашке, как у остальных, с такой же кожаной курткой, перекинутой через плечо, в таких же узких брючишках, отглаженных до острых стрелок, и в туфлях, до блеска начищенных.

Федор узнал Георгия не сразу. Что такое приключилось с парнем? Когда они встретились первый раз на похоронах Олега Вознесенского, он был совсем другой. Из него словно солнышко светило, даром что вокруг траурная музыка играла и слышались рыдания. А теперь вон твист наяривают, а он… а у него лицо такое, словно на погребальную церемонию собрался.

Внезапно Георгий обернулся и увидел Лаврова. Замер. Черные глаза стали большими-большими.

– Федор Федорович! – так и полетел вперед. – Федор Федорович! Где Рита?

 – Пошел вон, – прошипела Валентина, – а то сейчас вызову милицию!

– Давай, – согласился дядя Мишка, прохромал в комнату и плюхнулся на тот самый топчан, где должны были происходить «запретные делишки». – Давай, зови милицию. А я им скажу. Все скажу!

И он хитро погрозил Валентине скрюченным грязным пальцем.

«Наверное, про этого самого мужа и рассказывал Федор, – вспомнила Рита. – Ну да, судя по тому, что он кричал Георгию на Свердловке (я, мол, помог тебе на свет народиться!), он и в самом деле акушер. И что-то говорил про его отца. Как странно… Именно в ту минуту, когда я собралась избавиться от ребенка Георгия, пришел человек, который когда-то присутствовал при его рождении…»

– Уходи, Мишка! – со злыми слезами в голосе выкрикнула Валентина. – Ты свою жизнь загубил, еще мою загубить норовишь!

– Не уйду, пока не дашь денег, – упорствовал «родной муж».

– Уходи!

– Не уйду!

– Ну вот что, мне это надоело, – вмешалась в беседу супругов Рита.