Год длиною в жизнь

– А чо ладно, чо ладно-то?! – выкатила было та наглые глаза, но тут же махнула рукой: – Ладно, ради Сан-Кстинны… Иди, гуляй, девушка!

«Девушка» снова пожала плечиками, пробормотала «спасибо» и повернулась к Александре Константиновне:

– Извините, можно, я вам помогу? У вас три сумки, тяжело же.

– Мне тут всего ничего идти, – качнула та головой. – Спасибо, я уж сама.

– Нам по пути, – твердо сказала «девушка». – Пойдемте. Или вам еще что-нибудь нужно купить?

– Да все вроде куплено, – задумалась Александра Константиновна. – Хотя нет, еще ржаного в хлебном ларьке на выходе возьму, и все.

Конечно, пришлось в очереди постоять, но недолго, минут пятнадцать. Почти рубль буханка стоила, но у зятя Александры Константиновны пенсия военная, он денег не считает. А то намаешься в магазине-то стоять, чтоб по карточкам хлеб взять. Хотя очереди для советского человека – вещь привычная.

При Ленине я жила,

При Сталине – сохла,

При Маленкове мед пила,

А при Хрущеве сдохла, —

вспомнила вдруг Александра Константиновна частушку, которую, подвыпив, начинала голосить нижняя соседка, Антонина Северьяновна, дочка покойного Шумилова. Теперь она, Тоня, тут жила вместе с таким же голосистым и любящим подпить супругом Филей Окуневым. Ну а по трезвости помалкивали соседи. Трезвые русские вообще молчаливы. Эх, жизнь учила, учила – и научила!

Эта глупость с хлебом как началась, когда Хрущев со своими кукурузными идеями оставил страну, считай, голодной, да так никак и не кончалась, хотя к власти пришли новые правители, Брежнев, Косыгин и Подгорный. Очереди не исчезали. Из магазинов пропадало то одно, то другое. И цены росли. На капроновые чулки, скажем, цену сбросят, а на молоко возьмут да взвинтят! А что людям нужнее, чулки, которые через каждые три минуты рвутся, или молоко?

Впрочем, возмущалась очередями и всем прочим только зеленая молодежь, вроде Иго… вроде Георгия, ну да, конечно, Георгия. Они верили в коммунизм, который наступит, как было обещано в шестидесятом году, через двадцать лет. «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» – так было заявлено с высокой трибуны. Те, кто постарше, доподлинно знали, что всякое поколение советских людей будет жить в очередях: не за хлебом, так за солью, не за солью, так за спичками, не за спичками, так за сахаром, мылом, содой, крахмалом… Возьми прейскурант любого магазина да перечисляй, пока не надоест!

А молодые, они – да, они очередями возмущались. Как-то раз Александра Константиновна прибиралась в комнате внука, отодвинула письменный стол, за который завалилась какая-то бумага, и нашла листок, кругом исчерканный небрежной рукой, так что не все и разберешь:

Царь Никита жил когда-то —
Жирно, весело, богато.
Во дворце Никита жил,
Часто речи говорил,
Часто ездил за границу
Продавать нашу пшеницу.
И куда бы ни летал,
Всем подарки раздавал.
Помогал работе всей
Зять Никиты – Аджубей.
Чтоб кормить нам всех малайцев,
Немцев, негров и китайцев,
Думал царь наш, как тут быть,
Где бы денег раздобыть.
И нашел, мы это знаем:
Сотворил огромный заем,
То есть в долг с народа брал,
А назад не отдавал.
И сказал, вы потерпите,
Облигации храните,
К коммунизму подойдем,
Снова розыгрыш введем.
Он хозяин тут и там,
Все теперь решает сам.
Сам придумал семилетку.
Приказал пустить ракетку
На далекую Луну,
Разбудил там сатану.
Стаж имел он за плечами,
Выступал везде с речами,
Жизнь хорошую сулил
И, конечно, говорил:
«Мы Америку догоним
И по мясу перегоним,
По одежде, по руде,
Будет рай у нас везде».
Царь счастливо поживал,
Коммунизма он не ждал.
А потом сам заблудился
И с вершины покатился.
Тут скорби народ-творец,
Тут и сказочке конец.