Год длиною в жизнь

Я улыбнулся, думая про себя: «Выступлений на публике обычно боятся больше, чем смерти. Если я сумею преодолеть это препятствие, то и рак будет мне уже не так страшен».

— Пожалуй, пришло время справиться с тем, что пугало меня всю жизнь. Никаких сожалений, помнишь?

— Помню, — ответила она, — никаких сожалений.

Белла обняла меня, и я заметил, как уголки ее губ дрогнули в лукавой улыбке.

— Но этого желания нет в списке, — напомнила она, — а ты до сих пор вычеркнул из него всего лишь один пункт.

Я тут же вспомнил о тоненьком голоске в подсознании — или в сердце? — который нашептывал мне, что я должен поторопиться с исполнением желаний, но я решил не обращать на него внимания.

— Я знаю, но это желание может оказаться важнее всех прочих, упомянутых в том списке.

Улыбаясь, она вновь обняла меня.

— Успокойся, клоун ты мой дорогой. Я знаю. И всего лишь поддразниваю тебя.

* * *

На следующий день я сидел на стульчаке — наступил очередной раунд борьбы с запором, — когда в ванную ворвалась Белла с телефоном в одной руке и клочком бумаги — в другой.

— Ты выступаешь в среду вечером, — провозгласила она, — свободный микрофон[19]. — Она улыбнулась мне. — Я сейчас разговариваю с Джоном, организатором шоу в кафе «Смех до упаду».

— Что? — громким шепотом завопил я.

— Да, он будет у вас, — сообщила она Джону и вышла из ванной, оставив меня один на один с паникой. Впервые за долгое время мне удалось оставить пусть крошечный, но след в фаянсовом унитазе.

* * *

Часы, остававшиеся до вечера среды, растянулись на целую вечность. Я записал несколько шуток, выучил их наизусть и продекламировал, потом записал еще и вновь принялся декламировать. Шуточки собственного сочинения на тему своего лишнего веса пришлось отправить в мусорную корзину, поскольку они потеряли актуальность. Я бормотал их себе под нос и расхаживал по комнате, бормотал и расхаживал. Стоило мне представить, что толпа совершенно незнакомых людей смотрит на меня как на идиота — что было совсем недалеко от истины! — как на меня накатывали приступы сухой рвоты. В этом-то и заключалась главная трудность; воображая, как стою на сцене, я отчетливо понимал, что меня ждет неминуемое фиаско.

Хотя они чуть ли не со слезами на глазах умоляли меня взять их с собой, я с не меньшей настойчивостью требовал, чтобы Райли и Майкл пропустили мое первое выступление. Наконец они с большой неохотой согласились, поставив, правда, условием, что во время второго выступления они будут сидеть в первом ряду.

* * *

За рулем сидела Белла, а я, разложив на коленях шпаргалку с шутками, делал вид, что усиленно ее штудирую. Погода стояла необычайно теплая, но все-таки недостаточно теплая для того, чтобы породить гигантские пятна пота, расползавшиеся у меня под мышками. Уже через несколько миль со лба у меня начали срываться капли пота, расплываясь на бумаге и делая неразличимыми строчки с убойными шуточками.

— Расслабься, — сказала Белла. — Ты уже выучил их наизусть. У тебя все получится.

Я понимал, что она хочет сказать, но ведь Белла даже не представляла, какая буря эмоций разразилась у меня в душе. Сердце готово было вот-вот выскочить из груди и стучало так сильно, что я не слышал собственных мыслей, не говоря уже о чтении вслух или про себя. Дыхание было коротким и затрудненным, и я буквально обливался потом.

Она взглянула на меня и улыбнулась.

— Приехали.

* * *

Окинув помещение взглядом, я обнаружил, что оно почти пустое, хотя это открытие и не принесло того облегчения, на которое я рассчитывал. Собственно, ничего особенного в этом не было. Выступление у свободного микрофона в среду вечером обещало зрителям немногочисленных комиков-любителей и еще меньше веселья. Мы с Беллой отправились на поиски Джона, устроителя шоу. Он сидел у стойки бара со списком в руках.

— Вы выступаете четвертым, — сообщил он мне, поднимая глаза от дощечки с зажимом. — Расслабьтесь. Все будет нормально.

Я понятия не имею, кем были эти трое, что выступали передо мной, и сколько аплодисментов они сорвали, но никогда не забуду того момента, когда ведущий взял микрофон и объявил:

— А теперь давайте поприветствуем еще одного сегодняшнего новичка, Дона ДиМарко.

Белла подтолкнула меня в спину и пожелала удачи, пара дюжин зрителей захлопали в ладоши, и сердце замерло у меня в груди, охваченное ужасом. «Ты был во Вьетнаме, — сказал я себе и приказал ногам нести меня к сцене. — Ты можешь это сделать!» Сердце колотилось о ребра так, словно готово было сломать их, во рту пересохло, как в пустыне. На подгибающихся ногах я одолел три высокие ступеньки, которые вели на сцену, вытер рукой пот со лба и повернулся лицом к собравшимся. Меня ослепил яркий свет, и больше я ничего не видел. Это был самый лучший в мире дружеский свет. Я сделал глубокий вдох и не поверил своим ушам, услышав собственный голос: