Год гиен

— Если я скажу, что кое-что знаю?

Семеркет заморгал:

— О чем же?

— Об этой деревне и ее секретах.

— К твоему сведению, если ты что-то знаешь, ты обязана заявить об этом официально.

Она снова засмеялась, забавляясь такой наивностью:

— А другие могут иметь иные представления о том, в чем заключаются мои обязанности.

— Тогда расскажи ради Хетефры, старой женщины, о которой все, похоже, забыли.

При упоминании имени старой жрицы накрашенные губы Ханро стали похожи на шрам, прорезающий лицо.

— Это верно, она была добра ко мне — наверное, к единственной из здешних женщин. А я не из тех, кто забывает друзей, что бы обо мне ни говорили.

Семеркет удивился, как быстро изменилась Ханро, когда в ней погасла искра желания. Она внезапно стала казаться старой и побежденной, краска на ее лице запеклась и потрескалась.

— Но поскольку я никогда не делаю одолжений бесплатно, я расскажу вам, что знаю, а вы запишите это на мой счет.

Она наклонилась вперед и прошептала ему на ухо:

— Вы знаете, почему старейшинам понадобились два дня, чтобы позволить вам расспросить остальных?

— Потому что ваши традиции велят все обсуждать…

Женщина засмеялась:

— Нет таких традиций. Но это все, что я скажу, Семеркет. Если только…

Он шагнул ближе.

— Если только… что?

— Я богата, — горячо сказала она. — Я богата благодаря подаркам, которые дают мне мужчины за то, что я с ними сплю. А каждый подарок — это камень моста через реку. Возьми меня туда. Я не знаю города, а ты знаешь. Вы больше никогда ни в чем не будете нуждаться, я обещаю. Мы сможем жить там в роскоши. И я дам вам такую любовь, какой вы никогда раньше не знали…

Она снова прижалась было губами к его губам, но Семеркет отодвинулся, уставившись в темноту.

— Поищи где-нибудь в другом месте, Ханро, — сказал он. — Роскошь меня не привлекает. И я никогда не отберу у человека жену, потому что знаю, как это выглядит — с другой стороны.

Ханро уставилась на него.

— Как же вы глупы! Я могла бы сделать так, чтобы мысли о жене вылетели у вас из головы. Я могла бы превратить вашу кожу в пепел, если бы захотела. И в то же самое время я сумела бы сделать вас богачом.

Она распахнула дверь, оглянулась на чиновника и быстро пошла но улице прочь.

Той ночью, лежа на тюфяке, Семеркет никак не мог забыть ее слова. Но ему не давали спать не призрачные намеки Ханро насчет строителей гробниц. Он вспоминал лишь, как прижималось к нему ее тело, вспоминал изгиб ее живота и ощущение ее грудей. Он долго безутешно метался в темноте на тюфяке и, наконец, нашел спасение в том действии, с помощью которого Атум в одиночку породил целый мир.

* * *

Рассвет был уже близок, когда у дверей дома Хетефры раздался шепот:

— Господин Семеркет!

Квар, ожидавший снаружи, приложил палец к губам. Когда они с Семеркетом вошли в дом, подальше от тех, кто мог их услышать, нубиец тихо проговорил:

— Я только что с секретного совета меджаев.

Чиновник кивнул, ожидая продолжения.

— Я рассказал им о своей сонной болезни. — Квар вовсе не выглядел безутешным, а, напротив, улыбался. Сукис прыгнула меджаю на колени, и он лениво погладил кошку.

— И что вы думаете? Не успел я сознаться, как остальные признались, что страдают той же болезнью. Всегда в одни и те же ночи — когда нет луны.

— Как такое может быть? — спросил Семеркет.

— А вы не догадываетесь? Кто-то подсыпает нам что-то в еду, — злобно проговорил Квар. — Это легко. Наша еда всегда готовится на деревенских кухнях, а потом слуги приносят ее каждому из нас. Кто угодно может туда что-нибудь подсыпать.

Глаза Семеркета широко распахнулись, и, нагнувшись ближе к нубийцу, он прошептал:

— Но зачем?

Тот сделал длинный печальный выдох. Сукис раздраженно спрыгнула с его колен на плиты пола и двинулась к кухне, надеясь поймать там мышь.

— А разве есть время для ограбления гробницы, лучшее, чем то, когда меджаи спят? Разве может быть для этого ночь лучше, чем та, в которую луна не освещает Великое Место?

Семеркет подумал и сказал:

— Здесь делают кожу бога… Пока Хонс прячет свое лицо.

Квар посмотрел на него:

— Что вы говорите?

— Именно это и сказал мне мальчик в Великом Месте, помнишь? Царевич, которого, если верить твоим словам, не существует. Он говорил, что там делают золото, когда нет луны.

Меджай покачал головой:

— Это все-таки не имеет смысла. Ты можешь выкопать золото. Расплющить его. Превратить в пыль, если захочешь. Но ты не можешь его сделать. — Потом он резко вдохнул в темноте. — Но можно его переплавить…

Семеркет непонимающе помотал головой.

— Давным-давно, — быстро объяснил Квар, — несколько могил в Месте Красоты были ограблены. Ворам не пришлось трогать печати на дверях гробниц — они прокопали ходы с поверхности прямо в могилы цариц, а потом все подожгли. Когда пламя погасло, все, что им оставалось сделать, это собрать лужицы расплавленного золота из-под пепла. Так мы их и поймали — когда они плавили в кувшинах самые большие куски.