Рука на его плечах внезапно стала тяжелей гранита, и в приступе неконтролируемой паники дознаватель почувствовал, что из него медленно выдавливают воздух.
— Тогда я посоветую тебе или найти доказательства, или покинуть это место, — проговорил царевич. Теплая улыбка осветила его лицо. — Старейшины сказали, что работа над гробницей моего отца идет медленней из-за тебя. — Улыбка Пентаура поблекла. — Мы не можем такого допустить.
Дознавателю вдруг стало ясно, что происходит. Строители гробниц нашли того, кто рангом выше министра, чтобы добиться отстранения Семеркета от этого дела под единственным предлогом, имевшим вес у властей — из-за расследования страдает работа над гробницей фараона. При виде старательно бесстрастных лиц старейшин чиновник понял, что виновность прилипла к этим людям, как маслянистая сажа храмового фимиама. В чем они виновны, он пока не знал, даже не представлял, имеет ли их неведомое преступление отношение к смерти Хетефры.
Какой же надо обладать наглостью, подивился Семеркет, чтобы бросить вызов такому хитроумному человеку, как министр Тох, и насколько надо быть умным, чтобы заручиться поддержкой царской семьи! Но все-таки он был убежден: сами строители гробниц никогда бы не осмелились помешать такому расследованию. Кто-то подвигнул их на это.
Семеркет склонил голову перед Пентаура.
— Я сохраню в сердце мудрые слова царевича, — сказал он.
Он был уверен, что Пентаура, члену царской семьи, и в голову не приходило, что собака может ослушаться.
Чиновник присоединился к Квару на башне меджаев вскоре после встречи со знатными гостями. Наемник тоже торопил Семеркета найти какие-нибудь доказательства, и побыстрее — чтобы расследование не прекратили.
— Как только они выставят царевича против министра, — заметил меджай, — придворная политика прикончит расследование.
К северу царственная компания исчезла в незаконченной гробнице фараона — очевидно, чтобы проверить ход работ.
Семеркет повернулся к Квару.
— Ты был внутри — на что она похожа?
— Внутри чего? Гробницы фараона? — Квар покачал головой. — Вы неверно поняли — лишь жрецы, члены царской семьи да придворные могут туда войти — и, конечно, работники. Мы, меджаи, только охраняем ее — чтобы туда не вошли такие простые люди, как мы с вами.
Семеркет принял решение:
— Я хочу ее увидеть.
Квар громко рассмеялся.
— Вы не можете ее увидеть! Если вас поймают, от меня будут ожидать, что я вас казню. А потом сюда набежит толпа жрецов, чтобы изгнать из гробницы вашу богохульную вонь. А мне бы хотелось этого избежать, если вы не против — ненавижу этих толстых елейных жрецов.
— Мне нужно что-нибудь найти… Что угодно. Это идеальное место для тайника, если вдуматься.
— Тайника для чего?
Семеркет пожал плечами:
— Для всех украденных сокровищ из разграбленных могил, полагаю.
Квар насмешливо фыркнул.
— Гробница фараона — самое публичное место в державе, господин Семеркет, особенно теперь, когда она почти закончена. Каждый месяц сюда является новая инспекция, проводятся какие-то новые ритуалы. Там ничего нельзя спрятать. Лучше основывайте свои расчеты на чем-нибудь реальном.
— Например?
— Как насчет вашего брата — того, который вынюхивает по базарам? У вас есть вести от него?
Семеркет, покачав головой, сказал, что собирается потихоньку наведаться на другую сторону реки, чтобы посоветоваться с Ненри. Надо подождать, сказал он Квару, пока Панеб и Неферхотеп снова отправятся в Восточные Фивы для своих «официальных обязанностей». Чиновник преисполнился решимости выяснить, куда отправляется эта пара, чем там занимается — и с кем говорит.
В этот миг ужасающий вопль высоко наверху заставил их вскинуть глаза. Ястреб рванулся вниз, упав прямо на них, как комета. В последний момент птица взмыла вверх, но Семеркет почувствовал на щеке дуновение, когда она пронеслась мимо.
Птица безумно закружилась, трепеща крыльями и крича на него. Потом настороженно уселась на поперечную балку башни, глядя прямо на Семеркета — крошечное, невероятно красивое создание, с глазами, светящимися умом. Ястреб склонил головку набок. Когда дознаватель протянул палец, чтобы коснуться маленькой птицы, та громко заклекотала и взмыла в воздух, чтобы устремиться в пустыню, к Великому Месту.
Семеркет и Квар безмолвно посмотрели друг на друга, лишившись дара речи. Нубиец дрожащими пальцами начертал в воздухе священный знак. Не могло быть знамения яснее: один из богов, принимавших вид ястреба — Гор или Хонс — пытались что-то им сказать.
Чиновник поднял свою дорожную палку, Квар — свое копье, и оба они двинулись в том направлении, куда улетел ястреб.
Они не прошагали и нескольких минут, как услышали крики. Невдалеке в их сторону бежал отряд меджаев. Квар выкрикнул приветствие и помахал копьем.
Обе группы встретились в высохшем русле реки. Предводитель меджаев, которого Квар приветствовал как начальника, направился прямо к Семеркету и заявил, что его зовут сотник Ментмос. Седой, тощий, как палка, прямой, как копье, он торжественно обратился к чиновнику:
— Там то, что вы ищите… По крайней мере, мы гак думаем.