Год грифона

Стоял один из тех удушливо-жарких дней, что порой случаются ранней осенью. И казалось, все студенты до единого высыпали во двор и расселись на крыльце столовой. А потому Ольга поставила шесть чашечек с кофе на поднос и повела своих одногруппников к статуе волшебника Поликанта. Все устроились на пьедестале, за исключением Эльды, которая разлеглась у ног своих товарищей. Грифонша то наклонялась и потягивала кофе через соломинку, то поднимала свой золотистый клюв и принюхивалась к осенним запахам, которые приносил из-за города слабый, ленивый ветерок. Ветерок пах грибами и соломой, и эти ароматы отчего-то будоражили Эльду; она и сама не знала, в чем тут дело, но тем не менее ее хвост все время подергивался.

– Очаг и сковородку… – сказала Клавдия. – Все это добыть нетрудно, если только мое невезение мне не помешает. Странно все-таки: ведь тут, в университете, множество магов! Неужели никто из них ни разу не пытался сделать здешнюю еду хоть чуточку повкуснее?

– А это мысль, – пророкотал Рёскин, который сидел и болтал ногами, не достававшими до низа пьедестала. – Непременно так и сделаю, только сперва надо узнать как. Обещаю и клянусь. Жаркое на углях и мидии с чесночком. А?

– И свежевыловленную форель с зеленым соусом! – мечтательно вздохнула Ольга.

– А я никогда не ела мидий, – сказала Эльда. – Они вкусные?

– Тебе понравятся, – заверил ее Фелим. – Твой клюв прямо создан для того, чтобы открывать ракушки.

– И пирог с курятиной! – сказала Клавдия. – А что на десерт?

– Клавдия, прекрати эти разговоры о еде, – попросил Лукин. – Ты лучше скажи, что мне с Вермахтом делать. Если он еще хоть раз назовет меня подержанной курткой, боюсь, я не удержусь и разверзну у него под ногами дыру в милю глубиной.

– Да-да, – согласилась Эльда. – А если он еще хоть раз назовет меня животным, я его укушу!

– Надо подумать.

И Клавдия наклонилась, обхватив обеими костлявыми руками острое колено. Глаза у нее сделались совсем зеленые, как всегда, когда она впадала в задумчивость. Ее волосы, унаследованные от матери-болотницы, казалось, зажили собственной жизнью: каждая черная прядь извивалась, точно и впрямь была живая. Ее одногруппники хранили почтительное молчание. Они уже знали, что, когда Клавдия так выглядит, это значит, она вот-вот скажет что-то очень ценное.

– Я слышала, – сказала она наконец, – что волшебник Вермахт – самый молодой из преподавателей университета. Подозреваю, он этим ужасно гордится. Я думаю, что он довольно несчастный человек.

– Несчастный! – взревел Рёскин. Студенты, сидевшие на крыльце столовой, вздрогнули и обернулись в его сторону. – Я щас расплачусь!

– Ну, я имею в виду, что он довольно жалок, – пояснила Клавдия. – Расхаживает такой весь из себя величественный, будто статуя, считает себя самым умным и даже не замечает, что прочие волшебники попросту сваливают на него всю работу. Как вы думаете, отчего мы встречаемся с ним каждый день, да иногда еще и не по одному разу? Да просто потому, что волшебники постарше понимают, какая это тяжелая, нудная работа – вдалбливать основы магии в голову первокурсникам. И они предоставляют это Вермахту, потому что он слишком глуп, чтобы осознать, что это никакая не честь. Вот что я имела в виду, говоря, что он несчастный.

– М-да, – сказал Лукин. – Да, пожалуй, ты права. Но не думаю, что это остановит меня надолго.

Тут его массивное лицо озарилось улыбкой, и он обнял Ольгу за плечи.

– Если он выведет меня из себя, я, наверно, скажу ему, что ему навешали лапши на уши и эксплуатируют!

Ольга прислонилась щекой к плечу Лукина:

– Хорошая идея.

Остальные наблюдали за ними с дружелюбным интересом, как и всю эту неделю. Ольга была прекрасна. Лукина можно было назвать красивым. Оба они прибыли с севера. Можно сказать, идеальная пара. Но с другой стороны, Лукин был наследным принцем. И все, даже Рёскин, который до сих пор еще не освоился с человеческими обычаями, немного тревожились за Ольгу. Эльда раскрыла было клюв, собираясь как-нибудь потактичнее спросить, что скажет насчет Ольги король Лютер, но тут во дворе раздался гулкий цокот копыт. Откуда бы это?

С крыльца столовой донеслось восхищенное «ух ты-ы!».

– А разве здесь не запрещено ездить верхом? – удивился Фелим.

Эльда же учуяла знакомые запахи. Она захлопнула клюв, вскочила и с радостными воплями понеслась в обход статуи. На безлюдной части двора за статуей показался великолепный гнедой жеребец, который, пробежав несколько шагов, остановился и теперь бережно складывал огромные рыжие крылья. Всадник терпеливо дождался, пока конь сложит длинные маховые перья, потом перекинул обе ноги через одно из крыльев и соскользнул на землю. Это был высокий, довольно неуклюжий на вид человек.

– Папочка! – завопила Эльда и бросилась ему на шею.

Дерк успел вовремя укрепить себя несколькими заклятиями – он ими пользовался регулярно – и устоял на ногах. Разве что слегка пошатнулся. Его окутали золотые перья, Эльдины когти вцепились ему в плечи, а гладкий прохладный клюв ткнулся в ухо.

– О владыки! – сказал конь. – А что, если бы я так себя вел, а?