Год грифона

Ольга же все это время стояла в объятиях Лукина, неподвижно, точно статуя. Волшебники носились тудасюда, запоздало налагая мощные заклятия на все помещения, студенты суетились и орали, но Ольга как будто ничего не замечала. Она не шелохнулась до тех пор, пока Фелим не принес самую большую кружку кофе, какую сумел найти, и не вложил ее в руки Ольге. Тогда она поднесла кружку к губам и отхлебнула. Ободренные этим признаком жизни, Лукин с Фелимом отвели ее к столу и усадили рядом с Клавдией. Клавдия обняла Ольгу обеими руками, с другой стороны над ними нависла Эльда, а Рёскин присел на корточки перед ними. Вскоре Ольга пришла в себя настолько, что смогла выпить большую часть кружки. Потом произнесла:

— Извините, пожалуйста. Изза меня всем вам пришлось столько пережить…

— Ну и что? — сказал Фелим. — Изза меня тоже. Однако я в этом не виноват. И ты не виновата.

— Я не знаю, что вы обо мне теперь думаете… — продолжала Ольга.

Она как будто не слышала слов Фелима.

— Да то же самое, что и всегда, — сказала Эльда.

— Вот разве что теперь мы знаем, почему ты вступила в гребной клуб, — усмехнулась Клавдия. — Ты, значит, большую часть жизни провела в море?

Ольга медленно кивнула. Все друзья наблюдали за ней с тревогой. Это был первый раз, когда она повела себя как живой человек, а не как зомби.

— Но я не знаю, что все теперь обо мне думают! — повторила она.

— Ну, так ведь родителей не выбирают! — буркнул Рёскин, и Клавдия, Лукин и Фелим хором добавили:

— К сожалению!

— Но я ведь и в самом деле украла его сокровища! — сказала Ольга. — Кроме меня, никто не знал, где он их прячет. Я приплыла туда под покровом ночи и вырыла их.

— Да ты мне уже об этом рассказывала, когда одолжила денег на новую одежду, помнишь? — сказал Лукин. — Для этого, должно быть, понадобилось немалое мужество. А еще большее мужество и хладнокровие потребовалось для того, чтобы спрятать эти сокровища и продавать их по чутьчуть в каждом городе, куда ты приезжала. Я бы, например, не выдержал и продал все сразу, даже если бы это позволило отцу меня выследить.

— Но теперь же все знают, что я воровка! — воскликнула Ольга.

— Насколько я слышал, никто тебя ни в чем не винит, — возразил Рёскин. — Все только говорят, что ни за что бы на такое не решились. А потом, он ведь сам все это наворовал, верно?

— К тому же все знают, что ты взяла только то, что тебе причиталось, — добавила Клавдия.

— Ну, не только, — сказала Ольга. — Я взяла еще малость сверху — за побои.

По ее угловатой скуле поползла слеза. Ольга продолжала, медленно и отстраненно:

— Пока я была его юнгой, он обращался со мной не так уж плохо. Так только, отвешивал мне затрещины, когда напивался. Помоему, он считал меня мальчишкой. Ему всегда хотелось сына. Но когда он обнаружил, что я могу поднимать ветер, все стало гораздо хуже. Ну знаете, как бывает: когда только учишься чемуто, то не всегда все получается как следует, а иногда и ничего не выходит. И когда такое случалось, он всегда бесился и колотил меня. А потом он однажды застал меня на берегу, когда я играла с воздушными стихиями и пускала маленькие вихри. Я ему сказала, что тренируюсь, но это была неправда. Народ воздуха такой славный… был… и я на самом деле просто забавлялась. А он разъярился. Он сказал, что это пустые забавы, а девки должны делать только то, что полезно для их мужчин. Он обозвал меня ведьмой и избил до полусмерти. После этого я так долго болела, что ему даже пришлось оставить меня на берегу, уходя в очередное плавание. А когда я выздоровела, то обнаружила, что стихии больше меня не слышат. И с тех пор я только и могла, что создавать чудовищ. А он снова бил меня за то, что я не могу поднимать ветер.

Воцарилось долгое молчание. Наконец Эльда воскликнула:

— Надо было все его сокровища забрать, вот что!

Ольга всхлипнула. По ее щекам скатились еще две слезы.

— Ну почему, — сказала она, — почему я так похожа на него?!

И в самом деле: свой благородный хищный облик Ольга, несомненно, унаследовала от Олафа. Ее друзья переглянулись — и почемуто все уставились на Клавдию. А Клавдия медленно, задумчиво сказала:

— Знаешь, Ольга, у меня на родине, в Империи, все знатные и богатые люди происходят всего из нескольких семей. А это значит, что есть очень много людей, которые на тебя похожи. Вот, например, у моего брата Тита есть троюродный брат, сын сенатора, так они похожи, точно близнецы. Но при этом их никто никогда не путал. Потому что Порфирион — злобный недоумок, и у него это на лице написано, а Тит — очень милый, приятный человек. А еще там есть одна ужасная распутная баба, изза которой вечно случаются всякие скандалы, и эта баба как две капли воды похожа на меня. И я часто смотрю на этих людей и удивляюсь: одинаковые, казалось бы, лица, а как поразному выглядят! Ты понимаешь, о чем я говорю?

Ольга почти улыбнулась.

— Да, понимаю. Спасибо, Клавдия.

Лукин был так признателен Клавдии, что ему ужасно захотелось сделать ей хоть чтонибудь приятное. Но ему не пришло в голову ничего другого, как сказать: