God, Human, Animal, Machine: Technology, Metaphor, and the Search for Meaning

Для средневекового человека космос был в принципе понятен: это была рациональная система, созданная рациональным Богом, тем же интеллектом, который создал наш разум. Но в разочарованном мире такой порядок и закономерность всегда вызывают подозрения. Как отмечает Ханна Арендт в книге "Состояние человека", начиная с XVII века обнаружение порядка в мире неизбежно возвращает нас в болото картезианского сомнения. Становится все труднее, - утверждает она, - "отгонять подозрение, что этот математически предначертанный мир может быть миром грез, где каждое сновидческое видение, порождаемое самим человеком, имеет характер реальности лишь до тех пор, пока длится сон".

Как человек, который на протяжении многих лет развлекался картезианскими мысленными экспериментами, я часто опасаюсь возвращаться к этим вопросам о взаимоотношениях между разумом и реальностью. Квантовая физика очень склонна к перевоплощениям, особенно в анналах популярной науки. Дао физики", книга 1975 года, в которой исследуются параллели между квантовой механикой и восточным мистицизмом, часто цитируется как хрестоматийный пример "квантового ву", и эта тенденция продолжает процветать каждый раз, когда Дипак Чопра появляется на панели с физиками-теоретиками или научно-фантастический фильм использует квантовую запутанность как метафору для эмпатии и связи. Несмотря на то что эта область в значительной степени пересекается с исследованиями сознания и теорией информации, я часто стараюсь избегать этой области дебатов, заставляя себя не нажимать на статьи о том, что Вселенная - это голограмма или что сама материя одушевлена, - настолько мне хочется не возвращаться к проблемам, которые когда-то развязали мне руки и привели к самым основным представлениям о реальности, а в одном случае привели меня за грань разумного.

 

-

Однако несколько лет назад во время конференции по технологиям, на которой я выступал в Швеции, меня вновь потянуло к этим вопросам. Меня попросили рассказать о "гипотезе симуляции" Ника Бострома, идее о том, что Вселенная - это компьютерная программа, - еще одной идее, к которой мне не очень хотелось возвращаться. Я уже писал об этой теории много лет назад, утверждая, что это современный миф о сотворении мира, и человек, занимавшийся бронированием докладчиков, объяснил, что конференция ищет докладчиков, которые могли бы обсудить технологические концепции с философией и религией.

Я договорилась об ужине для ведущих в тот вечер, когда приехала, но как только оказалась в ресторане, пожалела, что приняла приглашение. Всех рассадили в большом открытом дворе за двумя длинными столами для пикника, на которых стояли бутылки вина и тарелки с нарядными салатами, похожими на букеты. У меня была сильная реактивная усталость. Я не пью, а все, похоже, уже расслабились после коктейля. Я нашел место в конце одного из столов и почти сразу понял, что сижу рядом с основателем и организатором конференции. Это был хорошо одетый мужчина лет семидесяти, архитектор из правительства штата, который при знакомстве сказал мне, что читал несколько моих эссе. Он представил меня своей жене, женщине со скульптурным серебряным бобом, которая несколько рассеянно взяла меня за руку. Мужчина, сидевший напротив меня, был физиком из ЦЕРН. Он, как мне сообщили, помог открыть бозон Хиггса.

Физик спросил, о чем я пишу. Он был американцем, человеком примерно моего возраста, и я вдруг почувствовал себя неловко - что, как мне кажется, в меньшей степени связано с синдромом самозванца, чем с фундаментальной абсурдностью фестивалей идей, на которых ученые и инженеры общаются с "креативщиками", чья работа неизбежно кажется тривиальной в сравнении. Я дал неуклюжий ответ - и не нашел лучшего - каждый раз, когда меня об этом спрашивают: Я пишу о технологиях и религии.

Архитектор положил руку мне на плечо и начал рассказывать от моего имени. Она выросла, сказал он своей жене и физику, в одной из тех семей, где считалось, что Иисус вернется в любой день, христиане будут летать на облаках и так далее. Он сказал, что я изучал теологию в колледже и хотел стать миссионером, - тут он взглянул на меня, чтобы убедиться, что употребил правильное слово. Я был одним из тех людей, сказал он, широко улыбаясь, когда говорил, которые выходили на улицу, распространяя литературу, крича об аде и Божьем суде.

"Я больше не религиозен", - добавил я, чтобы прояснить ситуацию, и тут же увидел, как по их лицам пробежало выражение облегчения.