Год Иова

Он смотрит, как в замедленной съемке в плохо освещённой московской квартире прошлого века бледный Джон Харт наносит смертельный удар топором морщинистой Беатрис Леман. Вдруг раздаётся телефонный звонок Джуит вздрагивает от удивления. Это означает, что либо он увлёкся действием фильма, а это маловероятно — обычно он смотрит фильмы не с увлечением, а просто оценивает, насколько хорошо или плохо выполнили свою работу актёры, режиссёры, операторы и редакторы; либо означает, что он просто заснул перед экраном. Если и так, то дело не в Харте и Леман. Они играют прекрасно. Он просто старик, который сегодня перетрудился. Он поднимает трубку и выдыхает «алло».

— Билли здесь? — Голос подростка. Мальчика.

— Его нет. Что-нибудь передать?

— Это вы, мистер Джуит? Это Лэрри. — Где-то на заднем плане кричит женщина, и Джуит понимает, откуда звонок. — Вы не видали моего предка?

— Что он на этот раз натворил? — спрашивает Джуит.

На том конце провода роняют трубку. Раздаётся клацание. Лэрри кричит: «Эй ты, панк, отдай её мне!» Джуит слышит, как прямо в трубку совсем маленький мальчик кричит: «Ёб, хуй, блядь, пизда!». После этого тот же маленький мальчик пронзительно визжит. Трубка снова в руках у Лэрри.

— Он ограбил Грэмпа и Грэн.

Звучит громкий шлепок, и малыш опять визжит не своим голосом. Женщина кричит: «Сейчас же марш в кровать, чёртов засранец!» Лает собака. Хлопает дверь. Звуки полицейской сирены и тормозящих колёс, наверное, издаёт телевизор, хотя как знать — в доме Хэйкоков возможно всё. Лэрри говорит:

— Сегодня утром они получили чеки от службы социальной защиты, получили по ним в супермаркете деньги, но даже не успели забрать свои благотворительные пайки. Мой предок обчистил их перед входом.

— Он был здесь, — говорит Джуит. — Думаю, ты опоздал. Он был в новой одежде.

— Подождите минутку, — говорит Лэрри. — Не вешайте трубку.

Он закрывает ладонью микрофон трубки, чтобы приглушить телевизионный шум. Там раздаётся уже другой голос. Это Шерри Ли. Она приходится женой Долану уже тридцать два года — в пику судьбе, а может благодаря ей. За Долана она вышла в тринадцать, потому что была беременна Биллом. С тех пор она была беременна каждые девять месяцев и девять минут. У неё хриплый голос — это от того, что она постоянно кричит на детей, думает Джуит. Ей никогда не приходило в голову обращаться к ним как-то иначе. Она говорит:

— С ним была какая-то женщина, да? И он был пьян. Можете не рассказывать. Вы видели у него какие-нибудь деньги? Он обчистил Грэмпа и Грэн до последнего цента. Почти на пятьсот баксов.

— Денег я не видел, — отвечает Джуит. — За женщину вы можете быть спокойны. Она может за себя заплатить.

— Что вы имеете в виду?

— Я хочу сказать, что эта женщина относится к тем, кого вы называете старыми богатыми потаскухами. Похоже, Долан изменил своё кредо. Он стал жиголо.

Шерри Ли фыркает.

— Она, похоже, слепая. И, наверное, не чувствует запахи. Вы меня не разыгрываете, мистер Джуит?

— Да нет, это правда, — говорит Джуит. — Когда вечером я вернулся домой, я застал их тут вдвоём.

Джуит смотрит на часы.

— Они ушли два часа назад.

— Не знаю, что теперь будет с Грэмпом и Грэн. Знаете, что он им сказал? Он сказал, что удвоит их деньги на каком-то матче, то ли футбольном, то ли баскетбольном, что-то такое.

— Возможно, он так и сделал, — с надеждой говорит Джуит.

— Чёрта с два, — говорит Шерри Ли. — Просадил он их, вот что он сделал. А то, что не просадил, потратил на шмотки и колу мальчикам.

— Не всем мальчикам, — говорит Джуит.

— Если Грэмп и Грэн будут в безвыходном положении, — говорит Шерри Ли, — не могли бы вы нам помочь? Билли не станет. Он не даст мне ни дайма. С тех пор, как Билл поручился за Долана, а тот не заплатил в срок, и платить пришлось Биллу, он не желает иметь с нами ничего общего. Ни я, ни дети ни в чём перед ним не виноваты, но он не станет нам помогать.

Она принимается хныкать. Её голос дрожит. — Но что тогда будет с Грэмпом и Грэн?

Джуит представил себе Грэмпа и Грэн. Они похожи на двух ощипанных индюков. Он никогда не уточнял, кто они Долану и Шерри Ли — родители одного из них или дальние родственники. Они очень старые. Они выглядят так, словно были стариками всегда. Они словно образы с выцветших фотографий, что лежат в пыльном мешке на антресолях — старики в рабочих комбинезонах и шотландских шапочках, которые стоят на неокрашенной деревянной террасе своего ранчо или, свесив тощие ноги, сидят в захудалом фургоне на калифорнийской дороге в тридцать шестом году. Они угловаты, морщинисты — кожа да кости. Невозможно представить себе, чтобы они пропустили хотя бы один завтрак, обед или ужин. Он представил, как они лежат на своих койках, прогибающихся со скрипом, и превращаются в мумии.

— Не беспокойтесь, — говорит он, — если всё будет совсем плохо, я не дам им умереть с голоду.

— О, спасибо вам, мистер Джуит, — хныкает Шерри Ли. — Вы самый добрый, самый хороший человек на свете. Я ещё доберусь до Долана. В этот раз я убью этого сукина сына.

— Лучше не надо, — говорит Джуит.