Год испытаний

Лица, обращенные к нему, были серьезны. У нас было время подумать о нашем решении, и мы знали, чем оно нам грозит. Мистер Момпелльон это прекрасно понимал.

И вот мы дошли до главной улицы деревни. Мне уже пора было приступать к работе, так что я, не заходя к себе, отправилась с мистером Момпелльоном сразу в их дом.

Элинор Момпелльон встретила нас на пороге в шали и накидке, видно, готовилась куда-то идти. Она сказала, что ждала меня, так как без моей помощи не справится, потом нетерпеливо взяла меня за руку и чуть не силком потащила за собой. Пастор спросил, куда мы идем.

— Утром заходил Рэндолл Дэниэл, — ответила она. — У его жены схватки, и он не знает, к кому еще обратиться за помощью — ведь Гауди уже нет с нами. Я сказала, что, как только Анна вернется, мы с нею сразу придем.

При этих словах у меня все оборвалось внутри. Моя мать умерла родами, когда мне было четыре года. Ребенок лежал неправильно, и она мучилась четыре дня, пока Мем Гауди безуспешно пыталась развернуть его. В конце концов отец поехал в Шеффилд и привез знакомого брадобрея, с которым плавал на одном корабле, когда был подростком. Тот попытался вытащить ребенка щипцами. Отец к тому времени выпил столько грога, что у него не хватило ума не впускать меня в комнату. Я вбежала туда, когда мать от страшной боли начала кричать. Мем схватила меня на руки и вынесла, но я успела увидеть крохотную оторванную ручку сестры, которую вытащили уже мертвой.

Я стала говорить миссис Момпелльон, что ничего не понимаю в акушерстве, но она и слушать не хотела.

— Я сама не рожала и никогда не помогала при родах скотины. А у тебя, Анна, есть такой опыт.

— Миссис Момпелльон! Овца — это ведь не человек. Вы даже не представляете, о чем меня просите.

— Это, конечно, так, Анна, но, кроме нас, все равно некому помочь. Так что мы сделаем все, что в наших силах. У меня есть пузырек опия, если боль станет нестерпимой.

Я покачала головой:

— Миссис Момпелльон, по-моему, не следует давать ей опий. Ведь женщина должна как следует потужиться, чтобы произвести ребенка на свет. Мы окажемся в трудном положении, если она заснет.

— Вот видишь, ты уже помогла мне и миссис Дэниэл. Ты знаешь больше, чем тебе кажется.

Мы подошли к дому Дэниэлов. Рэндолл открыл дверь — мы даже постучаться не успели. Мэри сидела на матрасе, обхватив руками колени. Она молчала, но, судя по капелькам пота на лбу, я поняла, что у нее сильная схватка.

Рэндолл закрыл ставни и развел огонь, так как день был холодный. Миссис Момпелльон попросила его поставить на огонь воду. Миссис Момпелльон заметила, что я волнуюсь, подошла ко мне и, стараясь меня ободрить, положила руку мне на плечо. Я сняла простыню с колен Мэри.

Миссис Момпелльон держала свечу, но свет мне был не нужен, я исследовала роженицу на ощупь. Новость, которую сообщили мне мои пальцы, была неутешительной. Я нащупала не твердую головку младенца, а что-то мягкое и даже не поняла сначала, что это — ягодицы, спинка или лицо. Я попросила Мэри походить: я надеялась, что ребенок перевернется. Мы ходили взад-вперед по маленькой комнате, поддерживая ее под руки.

Шло время. Прошел час, а может, два или три. В этой полутемной комнате время измерялось только схватками, которые становились все более частыми. Наконец матка полностью раскрылась, сомнений не оставалось: ребенок по-прежнему лежал неправильно — ножками вперед. Меня охватила паника.

А потом произошло нечто странное. Мне вдруг послышалось, будто Анис шепчет мне на ухо: «Тот брадобрей, который принимал роды у твоей матери, знал только, как рвать зубы и ампутировать конечности. Он ничего не знал о теле женщины. А ты знаешь. Ты можешь это сделать, Анна».

Я исследовала тело младенца в утробе матери, осторожно проводя пальцами по всем выпуклостям и изгибам, пытаясь определить, что у меня под руками. Наконец я нащупала что-то похожее на ступню. Если я немного потяну за нее, то ягодицы подвинутся ближе, а за них удобно ухватиться. Я осторожно потянула ребенка за ножку, он немного переместился вперед. Медленно, поджидая, когда Мэри начнет тужиться, я тянула ребенка, а потом, когда потуги прекращались, отпускала его. Мэри мужественно переносила боль. Потом потуги участились, Мэри начала метаться по кровати и кричать. Я тоже кричала на нее, заставляя ее тужиться сильнее, а потом чуть не впала в отчаяние, когда в самый ответственный момент она перестала стараться и ребенок опять ушел внутрь. Наконец он появился на свет — маленький мальчик, весь в крови и слизи. Мгновение спустя он закричал.