Год Красного Дракона

Грянул марш Мендельсона, и первый брачующийся комплот – Ольга Николаевна Романова с двумя местными девушками-собрачницами и избранником в военном мундире – направился к падре Бонифацию. Я поискала в толпе взглядом Александру Федоровну: та стояла с каменным лицом, поджав губы, очевидно, сдерживаясь из последних сил, чтобы не закричать. Экс-император, напротив, выбором дочери был вполне доволен. Вполне очевидно, что жених мадмуазель Ольги, несмотря на свою относительную молодость, в аквилонском государстве не на последних ролях, и недовольство экс-императрицы объяснялось лишь ее классовыми и национальными предрассудками.

Чтобы благословить новобрачных и перевязать им руки, шнурами падре Бонифацию потребовалось не больше нескольких минут. На помост поднимались четыре отдельные личности – а спускается с него под приветственные крики улыбающаяся и смеющаяся человеческая многоножка: Ольга и мужчина в середине цепочки, а две рядовые жены, у которых осталось по одной свободной руке, по краям. Именно они во время праздника будут кормить и поить главных новобрачных, а снять веревки новая семья сможет только в бане, перед тем, как они соединятся не только душой, но и телом. И это тоже аквилонский брачный обычай, когда семья, еще не имеющая собственной жилплощади[8],соединяется в бане два-три раза в неделю. От мысли о том, что ее ждет впереди, у главной новобрачной уже сейчас горят щеки…

А вот милейшая Зиночка оказалась потрясена такими брачными обычаями. Я слышала ее взволнованное дыхание: было понятно, что она старается сдержать удивленные восклицания.

– И что, Анна Сергеевна, – полушепотом спросила она, когда церемония подошла к концу, – это была такая свадьба?

– Да Зина, это действительно была свадьба, – так же тихо подтвердила я.

– Но… разве так можно – выходить замуж втроем за одного мужчину?!

– Тут так можно, потому что закон гласит, что все взрослые женщины должны быть замужем и все дети должны знать своих отцов, а добрачные и внебрачные связи преследуются, – сказала я. – Вдобавок ко всему местные женщины очень сильно хотят замуж, и по поводу брачных перспектив буквально выпрыгивают из трусов. Конкурс в хорошую семью тут как в институт, а плохих семей и вовсе не бывает. Желающих местных дам на одну свежую вакансию рядовой жены найдется примерно так около десяти человек, а может, и больше.

– Невероятно… – вздохнула Зина, и долго в задумчивости качала головой. – Неужели все эти женщины не ссорятся между собой, не скандалят и не пытаются выяснить, кто из них главная?

– Хочешь верь, а хочешь нет, но тут такое невозможно, – заверила я ее. – Все жены одного мужа считаются друг другу нареченными сестрами, а это родство, по местным обычаям, ничем не уступает кровному. Кроме того, тут не принято делить «твое» и «мое», и в первую очередь людей. В семье нет первых и последних, и если кто-то порежется, то кровь будет течь у всех. Честно говоря, я даже завидую той чистой и искренней дружбе и любви, которую могут проявлять местные девушки и женщины и по отношению друг к другу и к избранному ими мужчине.

– Да, мы такие, – на почти чистом русском языке сказала мадам Мадлен, оглаживая свой довольно выпуклый животик, – тут по-другому нельзя. А если кто-то приходит сюда с другими настроениями, то он должен либо изменить себя, либо проваливать нафиг, как говорит леди Ляля. Дикий зверь тоже хочет есть, и его надо понимать.

Зиночка внимательно посмотрела на мадам Петрову, вздохнула и сказала, опустив глаза:

– Я так не могу. Мужчина должен быть только мой, а иначе он мне совсем не нужен.

– Ты еще сама не знаешь, что ты можешь, а что нет, – убежденно произнесла Мадлен и хитро улыбнулась. – Когда я попала сюда, то думала, что моя жизнь кончилась, потому что тут все было не так, как во Франция. Потом я привыкла, и мне все это даже стало нравиться, а самое главное, я полюбила Сергей, и вместе с ним полюбила свой новый сестра. Кто не знает такой любовь, тот не живет. Но ты не как я – ты тут почетный гость, который придет-уйдет когда хочет, поэтому смотри, слушай и не осуждай.

– Мадлен, скажи, а не хотела бы ты вернуться обратно в наше время, в родную Францию? – неожиданно даже для себя спросила я.

– О нет, не хотела, – решительно покачала головой француженка. – Тут у меня семья как мой крылья, а там я была как лишний зверек в клетке, которого и отравить нельзя, и кормить жалко.

На этом разговор о брачных аквилонских обычаях иссяк как бы сам собой. Только Зиночка явно о чем-то призадумалась. Казалось, она ведет какой-то диалог со своим внутренним Я. В сорок первом году она человек не от мира сего; ей надо идти либо с нами наверх в двадцать первый век, либо проситься сюда, в Аквилонию, где не отказывают ни одному хорошему человеку. Учитель тут очень уважаемая профессия, да и должность старшей жены, матриарха большой и дружной семьи, от нее тоже никуда не уйдет.